Интимная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно

Они пошли на второй сеанс, чтобы вернуться домой к ужину (доктор Креспи рекомендовал дяде Тану не пропускать приемы пищи и как можно четче соблюдать режим), без труда найдя два удобных места в среднем ряду, где смогли вытянуть ноги. Старик наслаждался фильмом, а Ада снова всплакнула на том же самом месте, что и в Болонье.

Выходя из кинотеатра, Ада заметила в толпе зрителей Мириам Арресту с мужем и, решив не упускать возможности разглядеть лицо старой знакомой, постаралась найти в нем какие-то семейные черты. Встреча в аэропорту застала ее врасплох: опасаясь реакции Джиневры, она тогда постаралась не привлекать ее внимания. Теперь же, обменявшись традиционными приветствиями, она могла спокойно взглянуть на Мириам, хотя, кажется, не обнаружила никакого сходства с Ферреллами – как, впрочем, не видела этого сходства и в ее отце. Может, не стоило верить всему, что писала в дневнике бабушка?

Ее, однако, удивило, как тепло дядя Тан поприветствовал Мириам и с какой нежностью та ему ответила – словно их связывало нечто, о чем Ада не подозревала.

– Значит, ты наконец вернулась, – сказал доктор, погладив Мириам по смуглой щеке. – Мужественное решение. Молодец!

Потом он пожал руку ее мужу:

– Рад встретиться с вами лично. Конечно, мы уже разговаривали по телефону, но иметь возможность взглянуть человеку в глаза – совсем другое дело.

Геррит отвечал вежливо, на очень правильном итальянском, но в его речи нет-нет да и проскакивали устаревшие слова или излишне вычурные обороты, как это часто бывает у тех, кто учит язык по книгам.

Ада почувствовала себя лишней. Насколько она знала, уехав учиться на север Италии, Мириам почти тридцать лет не появлялась в Доноре. Грация Аликандиа и еще пара-тройка друзей ежегодно получали лаконичные рождественские открытки, в которых иногда проскальзывали скудные новости: что она продолжила учебу за границей, защитила диплом, обосновалась в Голландии, в возрасте сорока двух лет вышла замуж…

Но то, что Мириам все это время общалась с дядей Таном, что они постоянно перезванивались, оказалось для Ады совершенной неожиданностью и даже пробудило в ней некоторую ревность.

«Дома ему придется многое мне объяснить», – подумала она, окончательно войдя в роль подозрительной жены. И тут же, не посоветовавшись с ней, дядя, по-прежнему державший Мириам за руку, предложил:

– Почему бы нам не поужинать вместе? У вас ведь нет других планов? Армеллина будет только рада накрыть еще на двоих.

С учетом того, что до виллы Гранде было рукой подать (в Доноре вообще все близко по сравнению с большими городами), они пошли пешком. Дядя шагал медленно, но, когда Ада предложила взять его под руку, наотрез отказался. Едва переступив порог, голландец рассыпался в комплиментах стилю либерти.

– Это сюда ты приходила играть в детстве? – спросил он, нежно приобняв жену за плечи.

Ужин оказался скромным, как того требовало состояние здоровья старика, зато разговор пусть и не до конца, но все же утолил Адино любопытство. Как оказалось, Мириам прервала отношения с семьей, за исключением сестры Сперанцы, но поддерживала связь с доктором Бертраном. Она часто писала ему, рассказывая о своей жизни, пару раз в год звонила, часто советовалась по разным вопросам и даже хотела пригласить свидетелем на свадьбу, если бы в таком возрасте столь далекое путешествие не доставило ему больше неудобств, чем удовольствия.

Из разговора стало ясно, что в первые годы после отъезда дядя Тан также помогал Мириам деньгами, но и слышать не хотел о возмещении долга.

– Так почему же никто из нас ничего об этом не знал? – удивленно спросила Ада. Впрочем, по комментариям Армеллины было ясно, что она-то с самого начала была в курсе. Сама Мириам в ответ лишь отшутилась:

– Донна Ада никогда бы не согласилась, она была полностью на стороне моих родителей. Вот ведь ханжа! Даже и не знаю, Ада, как ты, да и Лауретта тоже, не сбежали из дома.

– Это только потому, что дядя их защищал, – проворчала Армеллина. – Да и Адита упорхнула, едва дождавшись совершеннолетия.

Из разговоров Ада узнала другие подробности, уже известные дяде с Армеллиной: что Мириам окончила в Париже факультет декоративно-прикладного искусства и моды, что диплом защищала по творчеству Мариано Фортуни[87] (работами которого увлеклась, прочтя в La Recherche[88] статью Орианы[89] о его платьях), что переехала в Амстердам и работала в художественной галерее, а позже открыла ателье, где шила одежду для торжеств, аксессуары и театральные костюмы, эскизы к которым придумывала сама (и добилась в этом некоторого успеха). Но в Донору Мириам возвращаться отказывалась – даже когда с разницей всего в пару лет скончались родители. Сестра Сперанца ежегодно навещала ее в Амстердаме – именно она в итоге стала свидетельницей на свадьбе, когда Мириам после долгих лет отношений с Герритом ван Ладингой все-таки решила за него выйти. Муж, известный торговец антиквариатом и предметами искусства, руководил сетью магазинов, где коллекционировал и продавал мебель, гравюры, рукописи, ноты, украшения и картины – по возможности старинные, хотя порой встречались и работы малоизвестных современных художников.

– Геррит недавно прочел книгу одной дамы, американского искусствоведа 1920-х, где говорилось о местных алтарях XV века, – объяснила Мириам, – и сразу же загорелся желанием посетить наши церкви и музеи. Он много путешествовал по другим областям Италии, но здесь еще не бывал.

– Мириам сопротивлялась, ни за какие коврижки не желала возвращаться, – перебил ее муж. – А мне так хотелось увидеть город, где она родилась, и поместье, где прошло ее детство! Я мечтал об этом с тех пор, как мы познакомились! Тем более теперь, когда родители ушли в мир иной, почему бы не приехать?

«Лучше бы рассказали, почему она в пятнадцать лет уехала из дома и почему так враждебно относилась к собственной семье», – подумала Ада, когда разговор свернул на другую тему. Она вспомнила, что подростком сама бунтовала против бабушки, но до таких крайностей никогда не доходила, а потом, став взрослой, вернулась домой и все ей простила. Какими же похожими должны были вырасти дети дона Феррандо Феррелла, законная дочь и бастард-сын, чтобы вызывать у своих детей и внуков одинаково стойкую ненависть!

Ее размышления прервал вопрос Геррита: голландец интересовался, читала ли Ада книгу Годдард Куин и можно ли сейчас увидеть алтарные росписи на золотом фоне в тех же церквях, где они располагались изначально, или они собраны в каком-то музее.

– Те, что я знаю, до сих пор на месте, в церквях, – ответила Ада. – По крайней мере, что касается окрестностей Доноры. Я знакома с одной молодой исследовательницей, которая уже несколько месяцев по поручению министерства проводит их инвентаризацию. Если хотите, попрошу ее составить вам компанию, иначе рискуете найти большинство церквей закрытыми.

Она рассказала о Чечилии Маино и попытках установить имя «мастера из Ордале», который работал здесь через сто лет после создания тех росписей.

– Я помню огромный алтарный образ! – воскликнула Мириам. – И то, с какой гордостью донна Ада показывала нам портреты ваших предков!

«Наших общих предков», – подумала Ада и в тот же миг с изумлением обнаружила у Мириам те же глаза – миндалевидные, с тяжелыми веками, – что были ей так хорошо знакомы по образу Химены: насколько она знала, больше никто из Ферреллов эту черту не унаследовал.

– Слушайте, а почему бы нам вчетвером не съездить завтра утром в Ордале? – предложил дядя Тан. – Вы впервые за много лет разбудили во мне тягу снова взглянуть на эти росписи. Поедем на моей машине. Попрошу Костантино, если он свободен, нас отвезти.

– Не нужно, дядя Тан! Я умею водить «мерседес», – усмехнулась Ада, довольная тем, что у старика проснулись жажда действий и желание, удовлетворив свое любопытство беседой с экспертом, по-новому взглянуть на знакомые с детства образы. – Но сначала спросим у доктора Креспи, разрешит ли он тебе такую утомительную поездку.

– Видишь, Мириам? Я теперь под особой охраной, – с улыбкой вздохнул старик.

Доктор Креспи, с которым Ада проконсультировалась по телефону, разрешение дал:

– Но только при условии, что вам не взбредет в голову возвращаться в город обедать. У самой деревни есть прекрасный ресторанчик. А поскольку доктору Танкреди лучше бы после еды не отказываться