Ворон Бури - Бен Кейн

этим, он принялся за зазубренный наконечник стрелы, извлекая его с большим трудом и еще большей кровью. Кровотечение остановили прижиганием — железо раскалили на тлеющем огне. Не я один подавил рвотный позыв от запаха горелого, когда Векель погружал длинный металлический зонд глубоко в плоть бедра Арталаха. Закончив, он перевязал рану полосами ткани, оторванными от туники, и сказал Олейфу, что у мальчика есть небольшой шанс выжить. Но даже если он выживет, может начаться заражение. Тогда потребуется ампутация, что несет свои риски.

Выражение лица Олейфа, метавшееся между яростью и горем, говорило о том, что он ударил бы любого, кто принес бы такие вести, но даже сын короля дважды подумает, прежде чем напасть на витки.

На следующее утро Арталах был окоченевшим и холодным. Никто не удивился; сейд был непредсказуем, а кровопотеря — значительной. Олейф держался, но было ясно, что это его сильно подкосило. Мне было грустно — мальчик был славный, — но я также был рад, что это не я. Выражения лиц моих товарищей по веслу говорили о том, что они чувствовали то же самое.

— Отец тяжело это перенесет, — сказал Олейф. — И Харальд, и Арталах мертвы.

— Нам лучше двигаться, — сказал Имр. — Иначе он узнает, что мы проиграли, только когда этот сукин сын Бриан войдет в Дюфлин.

Олейф кивнул.

— Мы отвезем его домой. У него должны быть достойные похороны.

Меня пронзила острая боль скорби. Мохнобород, Одд Углекус, Козлиный Банки и остальные павшие лежали под открытым небом, брошенные на поле боя. Не будет им земного погребения с оружием; вместо этого их плоть с костей склюют волки, вороны и другие падальщики. Это была суровая участь, но я ничего не мог с этим поделать.

Во время перехода я нашел Имра.

— Каков твой план?

— Вернуться в Дюфлин живым.

— Предположим, мы это сделаем…

— Боги знают, что сделают Бриан и Маэл, но ничего приятного не будет. Бриан, может, и не знает, что мы несколько лет назад совершили набег на Клуан-Мак-Нойс, например, но он будет подозревать всех с драккаров.

— Будет. Тогда в Британию?

— Возможно, да.

— Мы могли бы разжиться там серебром. — Все знали, что английский король Этельред платил дань датским налетчикам, главными среди которых были Свейн Вилобородый и Олаф Трюггвасон из Норвегии. Так норманны называли Лохланн. Хотя Олаф недавно заключил мир с Этельредом, а у Свейна были свои проблемы дома, некоторые набеги продолжались.

— На это я и надеюсь.

— Нам не хватает команды. — Было больно думать об этом. Так многие больше никогда не возьмутся за весло на «Бримдире».

Имр был сама деловитость.

— Может, найдется несколько человек в Линн Дуахайлле, а если нет, то на Мэне. Там всегда есть люди, у которых слишком много свободного времени.

Долгий, холодный путь обратно в Дюфлин я провел, представляя себе набеги на поселения в Бретланде и Англии.

Глава двадцать первая

Мы бежали из Дюфлина до прибытия победоносных армий Мунстера и Миде, в первый день года, который последователи Белого Христа называли 1000-м. Вместе с «Гьяльфрдиром» Стирлауга, Имр направил нос «Бримдира» на север. «Морской жеребец» и другие драккары разлетелись во все четыре стороны.

Сигтрюгг был на борту нашего судна. Он был колючим и трудным в общении, это правда, но он был щедр на серебро, особенно когда его жизнь была в опасности. Как сказал Имр, и все согласились, только дурак смотрит дареному коню в зубы. Богатства, предложенные Сигтрюггом — серебро, рубленое серебро, чаши Христа, золото — стоили полсотни коней, да еще и отборных. Было разумно взять его и его семью в качестве платных гостей на «Бримдир». Остатки его дружины прекрасно восполнили нехватку в команде.

Я избегал и их, и самого Сигтрюгга, насколько это было возможно на длинном, узком корабле. Было ясно, что король не простил мне моей прямоты перед Гленн-Мама, и хотя Олейф сказал ему, что я пытался спасти Арталаха, Сигтрюгг винил меня в его смерти. Судя по его взглядам, он так же относился и к Векелю, который вытащил стрелу, но не смел этого сказать.

Воины короля уловили его гнев по отношению ко мне. Однако, подавленные поражением, как побитые псы, и тем фактом, что я дружил с витки, они не проявляли никакой агрессии. Одна лишь Гормлайт, казалось, верила моей истории; она улыбалась, если я когда-либо ловил ее взгляд.

Мы остановились в Линн Дуахайлле, но не могли задерживаться. Слишком близко к Дюфлину, и это не считая Маэла Сехнайлла, союзника Бриана. Состоялась короткая встреча с Асхильд, все еще с Диармайдом, и теперь матерью крепкого маленького мальчика. Я подарил достаточно серебра, чтобы ее глаза расширились, поцеловал ее и проигнорировал ее предостережения о жизни, которую я вел, и о верном пути в ад, по которому я шел.

— Белый Христос не имеет надо мной власти. Я один из избранных воинов Одина, — заявил я и верил в это. Гленн-Мама позаботилась об этом.

Она вздохнула, перекрестилась и сказала, что будет молиться за мою душу. Когда Векель спросил, сделает ли она то же самое для его, и при этом ущипнул ее за зад, она влепила ему пощечину. Смеясь, он послал ей воздушный поцелуй и сказал, что наложил защитные заклинания на дом, ферму и всю ее семью. Протесты Асхильд по этому поводу были, в лучшем случае, вялыми. Несмотря на ее внешнее благочестие, она не отказалась от всех старых обычаев, что меня порадовало.

Вверх по побережью мы вели драккары, борясь со штормами, сильным волнением и непрекращающимся дождем. Казалось, даже стихии были против нас. Обычно воины попросили бы Векеля прочесть будущее или наложить заклятия, но не сейчас. Я задавался вопросом, не потому ли это, что он ошибся насчет победы в битве при Гленн-Мама, и верили ли они ему до сих пор. Я верил, потому что знал, что он солгал, чтобы поддержать боевой дух.

Сигтрюгг надеялся найти убежище у клана Дал Фиатах, правителей Ульстера, самого многочисленного населения в одноименном королевстве. Он был горько разочарован. Король Эохайд мак Ардгайл позволил нам всего два дня на пополнение запасов и воды. Сильный отряд воинов охранял гавань, чтобы обеспечить скорое отбытие.

Мы не нашли безопасной гавани и в Ульфрексфьорде, небольшом норвежском поселении на северо-восточном побережье королевства Эохайда. Его правитель Снорри был полон, казалось, искренних извинений. У Эохайда повсюду были глаза