Ворон Бури - Бен Кейн

Векель тут же подхватил.

— Нам повезло раз спастись, — сказал он. — Испытывать Норн снова так скоро было бы откровенной глупостью.

Оплакивая Ульфа и Хравна, который умер до захода солнца, и других павших, никто не возражал. Однако раздавалось ворчание, что Векель должен был знать о приближении ирландцев, что он должен был нас предупредить. Неудивительно, что главным среди недовольных был Кетиль. Услышав его в ту ночь, когда мы стояли на якоре в широком устье Шаннона, Векель взял быка за рога и вызвал Кетиля на разговор. Мужчины, с которыми тот говорил, тут же отодвинулись подальше, что было обнадеживающе.

Невозможно, кричал Векель, указывая своим железным посохом на Кетиля, знать каждое движение пальцев Норн на нитях жизней более чем пятидесяти человек.

— Я не бог, а витки, — сказал он. — Ты знаешь разницу?

Мужчины рассмеялись, и Кетиль покраснел.

— Конечно.

— Лучше помни об этом, чтобы не быть проклятым. — Векель сделал несколько выпадов железным посохом и похотливо добавил: — Или прими это как рагр.

Кетиль был в ярости от такого оскорбления, но никто его не поддержал. Он прикусил язык.

«Лучше бы, — продолжал Векель, — направить свою месть на Асгейра и его предательскую команду. Если бы они тоже удержали строй, исход битвы был бы иным. Вместо того чтобы бежать на корабль, мы могли бы ограбить павших ирландцев и спокойно уйти. Ульфа бы не оставили», — сказал он под громкое одобрение. «Возможно, и другие павшие тоже смогли бы добраться до «Бримдира».

Это была чистая спекуляция, не учитывающая численность ирландцев, но она упала, как весенний дождь на молодые всходы. По кораблю пошли имена, имена ушедших членов команды. Свейн Эстридссон, лучший певец на корабле. Халльфред, славный пьяница, который, как я слышал, говорили воины, вероятно, все еще спал в одном из амбаров монастыря, отсыпаясь после бочонка пива, который он умыкнул для себя. Стейнунн, сварливый и лысый, который, несмотря на свой возраст, владел копьем с ловкостью юноши.

«Виноват Асгейр, — сказал Векель, — Асгейр и нидинги-жополизы, что следуют за ним». Он посмотрел на Имра, который одобрительно зарычал. Векель глубоко вздохнул, словно решаясь на что-то, а затем сказал:

— Будет расплата. Кровью.

Имр бросил на него острый взгляд.

— Возмездие в Дюфлине было бы неразумно. Сигтрюгг жестоко покарал бы всех.

Улыбка Векеля была хитрой, заговорщической.

— Королю не нужно ничего знать о том, что произошло. Мы можем сказать Асгейру, чтобы он тоже не переживал, что мы бы поступили так же. Что было, то прошло, скажем мы ему. Никаких обид.

— Он не поверит.

— Устрой пир для него и его команды, чтобы отпраздновать набег, и его сомнения утихнут. Организуй еще одно плавание для Сигтрюгга с Асгейром, и появится возможность нанести удар.

— Усыпить его бдительность, заставив думать, что мы забыли, — сказал Имр, улыбаясь.

— Именно. Самая сладкая месть подается холодной.

Только я заметил, как взгляд Векеля скользнул по Лало. «Вот оно, — подумал я, — снова его хитрости».

Я не удивился, когда несколько ночей спустя, у побережья Лайина, Кетиль исчез во время вахты. Козлиный Банки, который тоже был на дежурстве, клялся всеми богами, что ничего не видел. Тут же вспомнили о его привычке засыпать на посту. Банки, обидчивый в лучшие времена, пригрозил хольмгангом любому обвинителю. Если бы исчез Мохнобород, или Карли, или Торстейн, или кто-то еще из уважаемых воинов, у него, может, и нашелся бы противник, но Кетиля, как и Глума, не любили.

Вызов Банки никто не принял.

И о них двоих с того дня больше никто не упоминал.

Еще одним хорошим итогом набега на Клуан-Мак-Нойс стало общее признание меня командой. Я больше не был просто Яйцехватом или Вороном Бури, или парнем, который проставился за выпивку в Дюфлине. Я был в «кабаньей морде», которая сломила ирландцев, что перебили бы нас всех. Мои ежедневные тренировочные бои — Торстейн предложила занять место Ульфа — теперь смотрели с интересом, и насмешки сменились ободряющими комментариями. Мохнобород давал мне советы; так же поступал и Одд Углекус.

Имр тоже был мной доволен из-за большой чаши и ситечка, переданных Векелем. Как громко объявил Имр, они не уступали ничему из награбленного в монастыре. Хитрый, он спросил, все ли это, что мы нашли, но, казалось, поверил энергичным заверениям Векеля, что да. Меньшую чашу, естественно, придержали для нас двоих. Разрубленная на куски, она с лихвой компенсировала бы нашу долю от тех пятнадцати голов скота, что забрал Сигтрюгг после Ведрарфьорда.

Лало тоже делал большие успехи. Сначала я думал, что Векель, описывая нашу драку с Эйольфом, хотел усилить враждебность команды к Асгейру и его воинам. Но, наблюдая за лицами людей во время рассказа, я понял, что у него были и другие цели. Доказать, что Лало не просто хороший скотовод: он еще и умеет драться. Когда он предложил сесть со мной на весло, где сидел Ульф, было несколько косых взглядов, но ни протестов, ни оскорблений. Худощавый и сильный, он быстро учился, даже подпевал в припевах песен Клегги, задававшего ритм гребли. И это продолжалось. Несколько ночей спустя Торстейн сказала Лало, чтобы он брал еду из котла сам, как и все остальные, и возражений не последовало.

Я подумывал объявить, что он теперь часть команды, но решил, что с таким прямым заявлением можно подождать. Постепенное принятие лучше, чем навязывание чего-либо силой. Однако я тихо сказал Лало, что он один из нас, и он просиял от уха до уха.

— Ты употребил слово в монастыре, — сказал я, любопытство вернулось вместе с воспоминанием. — Ман…

— Мандинка. — Он постучал себя в грудь. — Мой народ.

— Мандинка. — Я покатал странное слово на языке. Затем, заинтригованный, спросил: — А какой он, Блаланд?

— Где?

«Как глупо», — подумал я, — «называть его землю норвежским именем».

— Место, откуда ты родом.

Широкая улыбка, тоскливый взгляд.

— Манде.

— Манде?

Кивок.

— Говорят, солнце там жаркое, палящее.

— О да, это чудесно. Тебе бы не понравилось, Ворон Бури!

— Ты меня хорошо знаешь. — Когда мы перестали смеяться, я спросил то, что вертелось у меня в голове с тех пор, как я впервые его увидел. — Как ты оказался здесь, за полмира от