Священная война - Джек Хайт

Самый низкорослый из посланников шагнул вперед и слегка поклонился.

— Халиф молится о твоем успехе и процветании твоего царства. И он посылает вот это… — Мужчина извлек из-под одежд свиток.

Юсуф взял его и сломал печать. Ему стоило огромных усилий сохранять бесстрастное выражение лица, пока он пробегал глазами текст. Это была совсем не та грамота на правление, на которую он рассчитывал. «Я утверждаю тебя правителем Сирии и Алеппо, — писал халиф, — но не могу отвернуться от моего верного слуги Изз ад-Дина. Мне больно видеть распрю между двумя великими мужами веры. Я настоятельно призываю вас заключить мир и обратить взоры на франков на западе». Он перестал читать. Дальше шли одни любезности и показное благочестие — пустые слова.

Юсуф отложил свиток. Трое посланников нервно переминались с ноги на ногу. Без сомнения, они знали содержание письма и боялись его гнева. Юсуф улыбнулся им. Халиф подвел его на этот раз, но он еще мог понадобиться ему в будущем. Ласковые слова помогут делу лучше, чем угрозы и проклятия.

— Благодарю, что доставили это послание, — сказал им Юсуф. — Мои слуги проводят вас в шатер, пока я подготовлю ответ.

Когда они ушли, Юсуф поднялся и бросил письмо в жаровню. Оно мгновение дымилось, а затем вспыхнуло.

— Слепой глупец! — прорычал он. — Принимает мои дары и плюет мне в лицо. Еще и советует заключить мир с Изз ад-Дином.

— Возможно, тебе стоит, — рискнул заметить Имад ад-Дин. — Мосул…

— Должен стать моим, если я хочу взять Иерусалим. Я не могу повернуть на запад, пока Изз ад-Дин сидит у моих границ, готовый наброситься.

— Стены Мосула толсты, а защитников его много, — предостерег Каракуш. — Сегодняшнее поражение — лишь малая толика того, что нас ждет, малик. Ты потеряешь тысячи, если попытаешься взять город штурмом.

— И столько же воинов я обрету, когда город падет.

— Воинов, что были твоими врагами; воинов, которым нельзя доверять.

— Мы могли бы заморить их голодом, — предложил Имад ад-Дин.

— Мы не готовы к долгой осаде, — возразил Каракуш. — Кто будет кормить нас, пока мы ждем, когда они начнут голодать? Мосул — это добыча на другой день, малик. Сперва изолируй Изз ад-Дина. Забери его земли на западе. Алеппо — вот та добыча, к которой ты должен стремиться сейчас.

Юсуф нахмурился, глядя на тлеющие угли в жаровне. Ему было больно отступать, но Каракуш был прав.

— Пусть Изз ад-Дин оставляет себе Мосул. Мы отберем у него все остальное. Как только Алеппо будет нашим, он сдастся. Или умрет.

Глава 2

Декабрь 1182 года. Иерусалим

Снежинка обожгла холодом кончик носа Джона и тут же растаяла. Он взглянул на узкую полоску свинцово-серого неба, видневшуюся между теснящимися по обеим сторонам улицы домами, и увидел, как спускаются все новые и новые снежинки. Обычно Джон предпочитал священническому облачению кольчугу, но на этот раз был благодарен за тепло своей просторной, как шатер, ризы. Она была сшита из плотного белого шелка и богато расшита серебром, дабы соответствовать его новому сану. После спасения жизни короля в битве при Монжизаре он был назначен архидиаконом Храма Гроба Господня — вторым лицом в Иерусалиме после патриарха.

Джон взглянул на короля. Несмотря на шелковые одежды и тяжелый, подбитый горностаем плащ, Балдуин дрожал, отчего корона Иерусалимского королевства ходила ходуном у него на голове. Большую часть дней Балдуин проводил, съежившись у огня в своих покоях, но настоял на участии в рождественской процессии. Прошло пять лет после Монжизара, и воспоминания о его победе тускнели, уступая место слухам об угасающем здоровье. Король с детства страдал проказой. Он лишился бровей, кожа на лбу огрубела, отчего он выглядел гораздо старше своих двадцати одного года. Язвы на лице лишь отчасти скрывала светлая борода. Он хотел показать баронам, что силен и дееспособен, но долгий путь через весь город от дворца до Храма на горе, а затем обратно к Храму Гроба Господня давал о себе знать. Ноги Балдуина дрожали от усталости. Нельзя было допустить, чтобы он упал. Джон шагнул вперед и взял короля под руку.

— Мне не нужна твоя помощь, — огрызнулся Балдуин.

— Разумеется, ваша милость. Просто путь долог, а я почувствовал дурноту. Буду благодарен за вашу поддержку.

Балдуин благодарно кивнул Джону и оперся на его руку.

Его сестра Сибилла ухмыльнулась.

— Слава Господу, мой могучий брат оказался рядом, чтобы подставить вам руку, священник. Не хватало еще, чтобы вы растянулись на земле на глазах у нашего возлюбленного народа.

Сибилла, на год старше Балдуина, была во всем его противоположностью. Ее длинные рыжевато-каштановые волосы обрамляли тонкокостное лицо с большими голубыми глазами и кожей, пышущей здоровьем. Она шла, высоко вскинув голову и расправив плечи. И если брат ее был задумчив и терпелив, то Сибилла вся состояла из пламенной страсти. Два года назад, накануне ее обручения с Балианом д’Ибелином, ее застали в постели с французским крестоносцем Ги де Лузиньяном. Балдуин был в ярости, но когда неделю спустя выяснилось, что она беременна, не оставалось ничего иного, как поженить Ги и Сибиллу. Джон подозревал, что за всем этим стояла мать короля, Агнес. Именно у нее был ключ от пояса верности Сибиллы, а Ги был одним из ее ставленников.

Агнес шла рядом с сыном Сибиллы от первого брака. Поскольку проказа сделала его дядю неспособным иметь детей, трон должен был унаследовать младший Балдуин. Болезненный ребенок ехал в крытом кресле, которое несли четверо слуг. Он был бледен как молоко и мучительно худ. Сибилла не хотела, чтобы он участвовал в шествии, но Агнес настояла. На рождественскую мессу соберется весь Иерусалим, и Агнес считала важным, чтобы они увидели своего будущего короля.

Прямо впереди уже возвышался громадный купол храма. Тамплиеры, несшие Животворящий Крест, провели процессию во двор церкви, а затем отступили в сторону. Патриарх Ираклий остановился сразу за Воротами Распятия, ведущими в храм.

— Что еще? — проворчал Балдуин. Губы его приобрели синеватый оттенок.

Ираклий воздел руки и начал молиться своим высоким, пронзительным голосом. Джон ненавидел этот звук. У него остались болезненные воспоминания о том, как Ираклий мурлыкал ему на ухо, пока пытал его после пленения в битве при Бутайе, где Джон сражался за сарацин. И пусть теперь Джон служил заместителем Ираклия, эти двое по-прежнему ненавидели друг друга.

— Он когда-нибудь