Корнеслов - Дмитрий Вилорьевич Шелег

* * *

Тихомир подумал: «Да, действительно, Волхов – волшебная река! Тут даже берега перепутаны: левый – высокий, а правый – низкий».

* * *

Тихомир вспомнил гибель раненого Третьяка, утопленного в Волге коварным «Хранителем» Воскресенским. Его передернуло: «Проклятые Вторые».

* * *

На левом берегу позади лодки появилась черная точка, которая то увеличивалась, то уменьшалась.

* * *

Верхом на крупном вороном жеребце сидел всадник, закутанный в черный плащ. Его лицо под широкой шляпой до самых глаз было прикрыто белым платком.

Изредка пола плаща с ярко-красной подкладкой подрывалась ветром, обнажая длинные ноги в узких черных кожаных штанах, заправленных в высокие черные ботфорты с широкими раструбами и серебряными шпорами. Не по-мужски высокий каблук твердо держал ногу в стремени.

Эпизод 3. Корнеслов ТР

28 июня 1862 года, река Волхов

К полудню оживились все пассажиры, кроме Ильи, который все еще спал на носу лодки, даже не меняя позы.

* * *

Тимофей посмотрел на трепещущий на ветру парус и сказал Тихомиру:

– Тебе будет интересно узнать о словах, стоящих на кор-не тр.

Марфа услышала, что Тимофей собирается давать урок, и аккуратно перебралась поближе.

* * *

Тихомир и Марфа внимательно слушали:

– Глагол трепетать значит легким или даже нежным образом трястись: парус на мачте трепещет, то есть трясется от веяния ветра, сердце трепещет, то есть трепещет от страха или радости, рыба трепещет, то есть содрогается от мучений без воды. Трясение и трепетание имеют один корень, равно как и трепание.

Интересно, если сличать глаголы треплю и терплю, мы увидим в них разность в одной только перестановке букв ре в ер, сделанную, по-видимому, для различения действия с его следствием, потому что треплемое, трясомое, теребимое, терзаемое, без сомнения, терпит.

Тихомир предположил:

– Терпкий означает кислый вкус, какой бывает в незрелых плодах, а потому слово могло произойти от мысли, что что-то неприятное во рту щиплет язык, заставляет его терпеть. А терпение – это следствие таких же действий, как и страдание.

Тимофей довольно кивнул ученику:

– Глагол трясу произвел от себя ветви тряхнуть, стряхнуться или встряхнуться, значащие то же самое, что и содрогнуться, поэтому, если от глагола стряхнуться произвести существительное, подобно как зов от звать, то оно было бы стрях, то есть сотрясение или потрясение. Но что же иное страх, если не сотрясение души? Итак, очевидно, что из стрях сделалось слово страх.

Понятие о страсти произошло от понятия о страхе, поскольку оба эти чувства неразрывно соединены. Страх есть потрясение душевного спокойствия, и страсть тоже. Чувствования страсти не может быть без некоего чувствования страха, потому что всегда опасаешься лишиться того, что любишь. Страх и страсть – суть соединения вместе двух душевных потрясений и трепетаний. А вместе – одно от желания иметь любимую вещь, другое – от боязни лишиться или не получить ее. И то, и другое состояние, или лучше сказать – оба вместе, изъявляются ветвью страдание.

Когда мы говорим душа дрожит, или трясется, или трепещет, понимая, что спокойствие разрушено, то не довольствуемся одним понятием о трепетании, а хотим знать причины: от сильного ли желания, или от боязни, или от претерпевания боли, мучения, или от печали. Первое сотрясение называем страсть, второе страх, третье страдание.

Марфа спросила:

– Ты сказал боязнь?

Тимофей пояснил:

– Здесь я сказал боязнь вместо страха, потому что они происходят от одной и той же мысли. Мы говорили, что страх есть не что иное, как стрях, сотрясение или, можно сказать, встряхивание сердца. Но откуда глагол боюся? Бой есть то же, что биение. Частица ся есть сокращенное местоимение себя. Следовательно, боюся есть себя бью или бьюсь. Но биться то же, что трястись, встряхиваться, трепетать. Не говорим ли мы: рыба бьется или трепещет, птичка бьется или трепещет, сердце бьется или трепещет, принимая за одно и то же?

Когда говорим: «Ребенок избаловался, надо дать ему острастку», тогда острастку производим от слова страх. Но когда скажем: «Надо пристрастить его к учению», то есть вселить в него желание, склонность, охоту, тогда пристрастить производим от страсть.

И так как страсть есть состояние души потрясенной, взволнованной, то она может считаться за страдание.

В таком смысле говорится «страсти Христовы», то есть «страдания, Им претерпленные» – «Страстная неделя».

Марфа перекрестилась.

Тимофей продолжил:

– Такие двузначения слов и принятие их одно за другое не есть недостаток в языке, а естественное последование самой природе, текущее из ее источников и нисколько не затрудняющее того, кто хорошо знает свой язык.

Тихомир попросил:

– Продолжай.

Тимофей рассказывал дальше:

– Тороплю, торопить означает поспешность, а всякая поспешность сопряжена с некоторым беспокойством, с некоторым внешним и внутренним движением, подобно трепетанию крыл или сердца. Доказывается это словом оторопеть, которое значит испугаться, почувствовать страх, а страх есть не что иное, как потрясение, трепетание души.

Тихомир сказал:

– Я слышал, что слово торопиться пошло от слова тропа. То есть, когда люди спешили, они «срезали» извилистый путь и шли «напрямки». Такой «срез» назывался тропа, когда нахоженная, или тропинка, когда ненахоженная. По тропам идти было опаснее, чем по дорогам, например, можно угодить в болото, но быстрее, поэтому слово торопиться происходит от слова тропа.

Тимофей ответил:

– Не могу спорить, что это не так. Но может так быть, что слово тропа пошло от тру, поскольку есть натертая, протоптанная стезя.

От глагола тру произошли слова труд, трудиться, трудно.

Человек трудится, когда трет? Трудится! Глагол тру участвует во всех действиях, поскольку ни одно из них не совершается без некоего трения. Притом действие, означаемое словом трение, есть сильнейшее и величайшее в природе – оно сопряжено с движением всех тел.

В славянском языке всегда примечается такое производство слов, основанное на истинном познании вещей и глубоком рассуждении.

Тихомир сосредоточенно кивнул, а Тимофей продолжил:

– Возьмем слово торить. В песне поется: «не прокладывай следов, дороженьки не тори», то есть не три, не натирай, не натаптывай. Хоть тори есть то же, что три, однако ветви каждое слово пускает особые: от тру – тертый калач, натереть, а от торю – торная дорога, натореть. И хотя натореть то же значит, что натереть себя или натереться, однако в некоем особом смысле это как быть в обществе с людьми, тереться между ними. В просторечии говорится быть на тору, то есть на торжище, на сборище людей, там, где бывает теснота от их множества, затор. Люди собираются здесь не для лежания, а для стояния