Священная война - Джек Хайт

— Что теперь?

— Я сказал Убаде правду.

Глаза Джона расширились.

— Зачем?

— Иначе он бы тебя убил. Он все еще может попытаться.

Лоб Джона прорезала морщина.

— Ты собираешься оставить меня в живых?

— Ты доставил ко мне моего злейшего врага. За это я дарую тебе свободу. Тебе следует покинуть Восток, Джон.

— Мой долг здесь.

— Твоя смерть, ты хочешь сказать. Армия Иерусалима разбита, Джон. Больше некому защищать твои земли. Я отберу у христиан каждый город до последнего. Я сброшу их в море, и тебя вместе с ними, если ты останешься.

Джон пожал плечами.

— Если такова моя судьба, так тому и быть. — Он сделал еще глоток. — Я видел тамплиеров и госпитальеров. Тот Юсуф, которого я знал, не сделал бы этого.

— Тот, кого ты знал, не одержал бы этой победы.

— Ты победил, да, но какой ценой? Когда-то ты говорил мне, что великий король должен вести святую жизнь.

Боль в животе Юсуфа вернулась. Он отвел взгляд от голубых глаз Джона.

— Я не стремлюсь быть великим, Джон. Я — слуга Аллаха, не более.

— Зло, совершенное во имя Бога, все равно остается злом, друг. Я это знаю слишком хорошо. Понюхай воздух. Разве так пахнет добродетель?

— Довольно. Тебе пора уходить. Я не могу гарантировать твою безопасность, пока ты остаешься в моем лагере. Тебе дадут коня и припасов на три дня.

— Еще раз, шукран. — Джон двинулся к выходу, но остановился у полога шатра. — В тебе есть сила быть лучше этого. Я буду молиться за тебя, друг.

И с этими словами он ушел.

Глава 12

Сентябрь 1187 года. Иерусалим

— Слишком много народу на этой дороге, — обронил Джон, ни к кому не обращаясь.

Уже не в первый раз он пожалел, что не с кем разделить тревоги. Но Аэстан погиб при Хаттине, а Раймунд, недолго после прибытия Джона в Триполи, скончался от незаживающей раны. Реджинальд Сидонский был в плену у Саладина, как и Ги, и большинство других великих сеньоров.

— Слишком много ртов, — пробормотал он, — и слишком мало мечей.

Он покинул Триполи с пятьюдесятью сержантами. Пока они шли вдоль побережья, к ним присоединялись беженцы, несшие на спинах свое добро, а на руках — маленьких детей. Когда они свернули вглубь страны, к Иерусалиму, толпа, следовавшая за ними, разрослась до тысяч. Люди шли со всех уголков Королевства. Тивериада сдалась на следующий день после Хаттина. Акра, главный порт и самый густонаселенный город Королевства, пала несколькими днями позже. После этого войско Саладина разделилось и пронеслось по Королевству. Список их завоеваний был отрезвляющим: Назарет, Ла-Сефори, Ла-Фев, Дабурия, гора Фавор, Дженин, Себастия и Наблус на юге; Хайфа, Кесария, Арсуф и Яффа вдоль побережья; Торон и Бейрут к северу от Акры. В последние несколько недель после долгой осады сдались южные крепости Аскалон и Газа. Остались лишь разрозненные крепости. Керак и Шобак еще держались, но были отрезаны и взяты в осаду. Тир уцелел благодаря прибытию Конрада Монферратского с его людьми из Европы. И в сердце Королевства все еще стоял Иерусалим. Пока.

Саладин шел с севера от Аскалона, чтобы осадить Священный город. Мужчины и женщины на дороге знали это так же хорошо, как и Джон. Он видел это в их глазах. Они были тусклыми, лишенными надежды. Но какой у них был выбор? Им больше некуда было идти. Джон сделает все возможное, чтобы защитить их, но его сталь не спасет их от голода. С таким наплывом людей в город еда закончится через несколько дней. Люди начнут есть крыс. А когда кончатся крысы, они обратятся друг против друга. Ад покажется раем.

Дорога поднималась вверх через оливковые рощи, и когда они достигли вершины склона, показался Иерусалим. Беженцы запрудили дорогу, ведущую в город. Темп замедлился до черепашьего, давая Джону достаточно времени, чтобы изучить городские укрепления. На стенах были установлены мангонели, а сами стены были увешаны воловьими шкурами и тюками сена, чтобы смягчить удары при обстреле. Это было хорошо, но на стенах было слишком мало людей. Джон насчитал всего двадцать голов над воротами Давида и лишь по двое на квадратных башнях, что виднелись к северу и югу. Подъехав ближе, Джон увидел полуголых мужчин, кирками углублявших сухой ров, окружавший город. Ворота Давида охраняли стражники в кольчугах. Они коротко останавливали каждого беженца. Когда Джон приблизился, вперед выступил широкоплечий стражник с густой бородой.

— Какое счастье вас видеть, сэ… — Он моргнул, заметив золотой крест на шее Джона. — Отец. Приятно видеть человека при мече, а не очередной голодный рот.

— Сколько людей в городе?

— Одному Богу известно. Больше, чем я могу сосчитать.

Другой стражник рассмеялся. Он поднял обе руки и пошевелил пальцами.

— Ты и до десяти-то считать не умеешь, Рагено.

— Двадцать, — огрызнулся Рагено. — Ты про пальцы на ногах забыл.

Джон был рад видеть, что они шутят. Когда еды становится мало, юмор умирает первым.

— Кто правит в городе? — спросил он.

— Балиан. Ты найдешь его во дворце. Твои люди могут остановиться в Храме.

— А что же тамплиеры?

Рагено пожал плечами.

— Какие тамплиеры? Все они полегли на полях Крессона и Хаттина. Остались только священники, старики да конюхи. Тебе лучше двигаться, отец. — Он кивнул на длинную очередь за спиной Джона. — А то у меня тут бунт начнется.

Внутри города давка на улице Давида была такой, что Джону пришлось спешиться и вести коня в поводу. Большинство в толпе были новоприбывшими беженцами, бредущими со стеклянными глазами в поисках пристанища. Те, кто прибыл раньше, выстроились вдоль узкой улицы с протянутыми руками. Некоторые предлагали купить еду, давая за горсть яблок целый золотой безант, и немногие из новоприбывших были достаточно глупы, чтобы взять деньги.

Джон заметил, что у многих мальчишек-попрошаек были бритые головы. Один из них, костлявый юнец с перемазанным грязью лицом, вцепился в тунику Джона.

— Прошу, отец. Еды. Еды для голодающего дитя.

У мальчика был высокий, тонкий голос и зеленые глаза, казавшиеся невероятно большими на его худом лице. Для мальчика у него были слишком изящные черты.

Мужчина с бычьей шеей увидел, что Джон смотрит на него, и оттащил ребенка.

— Держись подальше от моей дочери!

Джон полез в седельную сумку и достал апельсин.