Черная книга - Александр Григорьевич Домовец

class="p1">— Потому что вынужден. — Отец чувствительно взял меня за плечо. Конечно, он не хотел причинить мне боль, просто рука его была огромна и невероятно сильна. — Знаешь ли ты, что в Гессен-Дармштадской фамилии существует заболевание, которое передаётся из поколения в поколение?

Я лишь кивнул. Знал, будь оно проклято, знал… По знаку отца мы сели на скамейку в тени под раскидистым клёном.

— Гемофилия, несвёртываемость крови, — продолжал отец. — Эта болезнь — проклятие на всю жизнь.

— Но Аликс совершенно здорова, — возразил я.

— Разумеется. Женщины в роду ею не страдают. Болеют их сыновья.

— Ты преувеличиваешь, папа́, — запротестовал я. — Отец Аликс вполне здоров.

— Ну, что ж, кого-то из гессенских мужчин гемофилия щадит, — вроде бы согласился император. Прищурился. — Это, знаешь ли, как лотерея. Ты хочешь рискнуть здоровьем будущих сыновей? А не боишься, что однажды на российский престол сядет неизлечимо больной монарх — твой наследник?

— Я хочу, чтобы она стала моей женой, — повторил я упрямо. Других аргументов, кроме желания, у меня не было.

— Даже ценой интересов династии и России?

Сказано было негромко, но так, что мне стало не по себе. И всё же я ответил:

— Но я люблю её больше жизни!

— Осёл! — рявкнул отец. В гневе он выражений не подбирал. — Ты цесаревич? Наследник престола?

— Странный вопрос. Конечно.

— Ну, так и рассуждай, как наследник. А то лепечешь тут про любовь, как слюнявый гимназист. Ты ещё заплачь… — Он перевёл дух. — Женись на той, которая обеспечит семье и России здоровый приплод. А потом люби, кого хочешь.

— Но это невозможно!

— Это необходимо.

Мне в голову пришёл ещё один довод.

— Не забывай, что она — внучка королевы Виктории, — напомнил я с ноткой государственной озабоченности. — Мне кажется, укрепить родственные связи с британской монархией в наших интересах.

О, сколько злой насмешки увидел я во взгляде отца!

— А вот у британской монархии всегда только один интерес, да и тот шкурный, — бросил он пренебрежительно. — С ними роднись, не роднись — один чёрт. Всё равно будешь в убытке. Запомни это, Ники, на всю жизнь запомни…

Всё же в конце концов император уступил, и я смог жениться на Аликс. Выручило вмешательство матери, тронутой нашей любовью. (Просто невероятно, какое влияние имела мама, женщина хрупкая и миниатюрная, на гиганта-отца!) Императрица родила мне четырёх дочерей и, наконец, наследника, сына Алексея. До чего же мы были счастливы! Но счастье наше продлилось недолго — ровно до того момента, как у Алёши нашли врождённую гемофилию. А ведь отец предупреждал, предупреждал… Но ради Аликс я поступил по-своему, без оглядки на интересы династии и России. Цари тоже люди…

Напрасно отец пытался внушить мне и антипатию к Англии. Разве могут не вызывать уважение, даже трепет её колониальное величие, промышленно-финансовая мощь и колоссальная военно-морская сила? Укрепляя Россию, отец рискованно бросал вызов Британии и не доверял ей. Ну, что ж, и я не из легковерных. Однако я реально смотрю на вещи и понимаю, что с Англией выгоднее (и уж точно безопаснее) дружить, чем враждовать.

Конечно, в наших отношениях было всякое. Россию использовали, предавали, доходило и до прямой войны… Но надо смотреть вперёд. И теперь, когда английский престол занял милый кузен Джорджи, мы всё можем изменить к лучшему. Залогом тому наше близкое родство, задушевная, с детства ещё, дружба, невероятное внешнее сходство и даже символическое совпадение — он ступил на престол в день моего рождения[12]. Джорджи и Ники всегда поймут друг друга.

В руках у меня письмо от Георга Пятого — прекрасное письмо! Джорджи по-братски тепло обещает сделать всё возможное для развития наших отношений. Но не только. С тревогой пишет он, что Германия всё громче бряцает оружием, и потому — в противовес ей — мы должны крепить связи.

«Знаю, что в целом российское общество испытывает к моей стране чувство дружеской симпатии (feeling of friendship), — говорится в письме. — В этой связи, не пора ли нам подумать о полноценном союзе и заключить договор, в котором пропишем взаимные обязательства в мирное и главным образом в военное время (war period)? Мне кажется, ситуация в Европе делает такое соглашения безотлагательным».

Так оно и есть. Европейский небосклон всё сильнее затягивают бранные тучи, и если в грядущей войне Россия выступит в одном строю с могучей Англией, то это будет не просто хорошо — судьбоносно. Правда, отец всегда говорил, что у России нет союзников, кроме армии и флота, но когда это было… Я сломаю его традицию. Российское общество, действительно, в целом симпатизирует Англии. А уж как тесно связаны с ней наши торговля, промышленность, политическая традиция, наконец! Можно сказать, намертво. Союз назрел, Джорджи прав абсолютно…

Но, увы, не все это понимают. Скептиков в обществе хватает, хватает… И, как ни прискорбно, среди них затесался мой двоюродный дядя великий князь Александр Михайлович. Впрочем, он старше меня всего на два года, и небольшая разница в возрасте никогда не мешала нашей близкой дружбе. С детства и по сей день я для него просто Ники, а он для меня Сандро.

Дядя служит адмиралом, а также возглавляет императорский военно-воздушный флот. Море и небо — что ещё нужно человеку? Но вот поди ж ты, Сандро лезет в политику. Такой вывод я сделал из нашего странного разговора во время прогулки после недавней охоты в Гатчинском ремизе[13].

— Тебя не беспокоит наша зависимость от Англии? — спросил он вдруг. — Экономическая, политическая?

— Ерунда, — сказал я с удивлением. — Нет никакой зависимости. С чего ты взял?

— С того, что Англия буквально втащила Россию в тройственный союз с ней и Францией. А он фактически направлен против Германии и Австро-Венгрии, да ещё Италии. И получается, что сейчас по воле англичан Европа раскололась на два лагеря. Знаешь, как это называется? Преддверием войны. И не надо быть большим стратегом, чтобы это понимать.

— А хоть бы и так, — ответил я. — До тех пор, пока Германия вооружает против нас Турцию, угроза войны есть, и немаленькая. Мы не можем в такой ситуации остаться без союзников.

Дядя буквально взвился.

— Ники! — воскликнул он. — Ты кого в союзники взял? Англию? Да бог с тобой. Более преданного врага у нас не было, нет и