Ворон Бури (ЛП) - Кейн Бен

Пока Векель говорил, я изучал лица вокруг костра. Завороженные, они были словно под гипнозом, как и я, и все в Линн Дуахайлле, когда мой друг творил свое волшебство. «Векель не просто витки, — подумал я, — он скальд».

История продолжалась. Превратившись в красивого юношу, переспав с Гуннлёд три ночи и осушив Одрёрир, Бодн и Сон за три глотка, Один надел свою орлиную шкуру и улетел на полной скорости. Преследуемый Суттунгом, также в обличье орла, он долетел до самого Асгарда и изрыгнул мед в ведра, оставленные богами. Несколько капель упали мимо, с его клюва вниз, в Мидгард, где живут люди.

— Ясно, что ты ничего из этого не пил, витки, — сказал Ульф под громкое одобрение.

Векель с довольным видом кивнул. То ничтожное количество меда, которое уронил Один, давало способности самым бедным и посредственным поэтам, в то время как великие скальды и сказители получали свой дар прямо от богов.

— Превосходное исполнение, витки, — сказала Торстейн с такой теплотой в голосе, какой я никогда раньше не слышал. — Ты, должно быть, хочешь пить.

— Я бы не отказался.

Торстейн протянула бурдюк с водой.

Векель сделал глоток, и его выражение сменилось с удивления на восторг.

— Это же пиво!

Торстейн пожала плечами.

Изумленные обвинения в том, что Торстейн — интриганка первой степени, раз у нее было пиво, про которое никто не знал, могли сравниться только с требованиями дать глотнуть. Она охотно пустила бурдюк по кругу, сказав, что после Векеля очередь Козлиного Банки, и что хватит каждому по глотку, не больше.

— Как насчет еще одной истории, витки? — спросил Ульф.

— На сегодня с меня хватит.

— Расскажи ты, Ульф, про Хаварда, — сказал я.

— Чем грязнее, тем лучше, — предложил Мохнобород. — Он был похотливым ублюдком.

— Я однажды видел, как он трахал старое одеяло, — сказал Клегги. — Клянусь Тором, видел.

Смешки, одобрительный гул и непристойные жесты. Еще больше упоминаний о сексуальных подвигах Хаварда.

Подбодренный красочными воспоминаниями о своем друге, Ульф уселся и начал.

Меня разбудили крики. Голоса, бьющие тревогу. Сбросив одеяло, одной рукой протирая глаза, а в другой держа наготове сакс — после стычки с Глумом я ложился спать с обнаженным клинком, — я встал.

Векель тоже проснулся, но Лало нигде не было. У меня не было времени гадать, почему.

— Охраняйте вход, некоторые из вас! Банки! Банки, мне нужны ты и остальные здесь с луками! — Мохнобород темнел силуэтом на вершине вала. — Эйольф, присылай своих лучников! Быстрее!

Я схватил свой щит и топор и поспешил туда, где мы сложили срубленные ветки, чтобы скот не разбежался. В заграждении зияла огромная дыра — кто-то в нем копался. Там был Ульф, и Кетиль Свирепый, и несколько товарищей Эйольфа, все всматривались в ночь. За пределами рата было слышно движение, но я никого не видел.

— Скот не пропал? — спросил я.

— Не думаю, — ответил Ульф, поворачиваясь к мечущимся животным. — Если кто и выбрался, то немного.

— Кто это был?

— Местные. Должно быть, — прорычал Кетиль. — Вороватая осрайская мразь.

Учитывая, как мы сами добыли этот скот, это звучало несколько лицемерно, но я промолчал. Я подумывал выйти наружу, но последовал примеру остальных, которые оставались на месте. «Невозможно будет отличить друга от врага», — решил я, — «не говоря уже о риске быть пронзенным стрелой Козлиного Банки». Даже сейчас он и другие лучники пускали стрелы, громко подбадриваемые Мохнобородом.

Мы остались на страже. Шумы за пределами рата стихли. Банки и его товарищи, которые, по-видимому, не попали ни в одного из потенциальных похитителей скота, прекратили стрельбу. Пришел Векель, теперь уже с Лало. Я задался вопросом, где был бламаур.

— Мы пересчитали скот, — сказал Векель. — Ни одна голова не пропала.

— Слава Локи, — с чувством произнес Ульф.

— Скорее уж, слава дозорным. — Кетиль приложил руку ко рту. — Глум, это ты поднял тревогу?

Немедленного ответа не последовало. Кетиль взобрался по вырубленным в земле ступеням на вершину вала, все еще зовя своего друга.

— Нам повезло, — сказал Векель. — Было бы обидно потерять еще скот.

— Не потеряли скот, — сказал Лало с застенчивой улыбкой.

Я хлопнул его по плечу.

— Отчасти, без сомнения, благодаря тебе и твоему умению обращаться со скотом.

Он выглядел озадаченным.

— Ско-то-вод-ство?

— Ты хорошо обращаешься со скотом, — сказал я, махая руками, как мы делали, когда подгоняли их. — Цоб-цобе.

Его лицо просияло.

— Цоб-цобе!

— Глум! Глум! — Голос Кетиля теперь звучал сердито и обеспокоенно. — Кто-нибудь, помогите мне его найти!

— Он бы и собственный член не нашел, если бы тот не был приделан, — сказал Ульф, ставя ногу на нижнюю ступеньку.

Мне было наплевать на Глума, поэтому я сосредоточился на том, чтобы оставаться начеку, на случай если воры вернутся. Ульф и остальные вели вялый разговор. Векель и Лало исчезли, предположительно, чтобы хоть немного отдохнуть до рассвета. А он был уже не за горами; на востоке небо бледнело.

— Глум! — Теперь голос Кетиля дрожал от тревоги.

Я услышал, как он спрыгнул с вала. Еще больше криков отчаяния и гнева. Ульф и несколько других вышли наружу, с оружием наготове. Вскоре стало очевидно, что труп Глума лежит за пределами рата; его горло было перерезано от уха до уха. «Он, должно быть, услышал похитителей скота», — бушевал Кетиль, — «и его убили, прежде чем он успел позвать на помощь».

Все думали так же.

И я тоже.

Пока не вернулся к своему спальному месту у костра и не упомянул что-то в этом роде. Лало и Векель переглянулись, что вызвало в памяти тот взгляд, которым они обменялись, когда Векель предсказал весло на «Бримдире» без гребцов.

«Лало ушел, когда подняли тревогу», — решил я. «Черный как ночь, никто его не видел, как и то, как в суматохе он убил Глума». Я подумывал сказать об этом Векелю, но, поскольку он громко сокрушался о смерти Глума и о том, как ему жаль, что его видение оказалось верным, я счел разумным промолчать. Похоже, Лало был не просто пастухом, и его доселе невиданное умение могло еще пригодиться.

Кетилю повезет, если он доберется до Дюфлина целым.

Глава шестнадцатая

Дюфлин

Рады были оставить позади холмы северного Лайина, мы пасли скот в загоне у западной окраины города. Все хотели пойти в город и начать пить — бурдюк Торстейн был лишь далеким воспоминанием, а у отряда Эйольфа и того не было, — но стадо нельзя было оставлять без охраны. Мохнобород и Эйольф мало в чем сходились, но в вопросе количества дозорных они были едины. «Двадцать, как минимум, и радуйтесь, что не больше», — сказали они нам, игнорируя ворчание и кислые мины. Карли и его мешок с черными и белыми камнями были на «Бримдире», так что мы обошлись травинками разной длины, по десять за раз, в гигантских лапах Мохноборода.

К моей радости, я вытянул длинную. Клегги пришлось остаться; так же, к его огромному неудовольствию, и Ульфу. Так было, пока Торстейн не предложила поменяться.

— Залей свое горе, — сказала она Ульфу, протягивая серебряную монету. — Выпей за Хаварда от меня, раз уж на то пошло.

Растроганный, Ульф ответил хриплым кивком. Мохнобород не заставил Векеля тянуть жребий; он хотел, чтобы витки был рядом, когда они встретятся с Сигтрюггом. Мы были с «Бримдиром» меньше месяца, а Векель уже стал незаменимым.

Было неприятно думать, что мое положение не так уж и надежно. Меня приняли, это правда, но я еще не проявил себя. Пока не будет драки или битвы — в которой меня не покалечат или не убьют, — я для многих в команде оставался щенком, кузнецом и не более того. По дороге в Дюфлин я пожаловался на это Векелю, который сказал, что терпение — это добродетель. Мой едкий ответ был вопросом, не становится ли он, с такими монашескими словами, поклонником Белого Христа. Это пробило его защиту; он замолчал. Наслаждаясь этой редкой победой, я изо всех сил старался успокоить Лало, который был явно не в духе. Неудивительно; в Дюфлине его держали в рабстве, и его бывший хозяин вряд ли забыл обиду за то, что Векель его шантажировал.