Юрий Черняков - На безымянной высоте

— Сожалею, — негромко сказал он. — Я очень сожалею. Но лейтенант Горелов, вчера поступивший к нам, похоже, потерял зрение.

Катя вскрикнула и обняла побелевшую Лиду, прижав ее к себе.

— Зато я зрячая, — твердо сказала Лида, освобождаясь от рук подруги. — И наш сын тоже будет зрячим. Мы ему поможем, мы будем видеть за себя и за него… А сейчас я хочу к нему, я хочу его видеть, каким бы он ни был!

Но врач-подполковник даже не двинулся с места.

— Он сам просил меня никого к нему не пускать.

— Неправда! — отчаянно крикнула Лида. — Я знаю, он меня ждет!

И рванулась, оттолкнув подполковника, но в воротах санбата ее задержали.

— Костя! — в отчаянии закричала она. — Это я, Лида!

— Хорошо… — Врач, пристально взглянув на нее, кивнул охране. — Пропустите ее. Но только обещайте… В его состоянии ему противопоказаны излишние волнения. Надеюсь, вы это понимаете?

— Я вам обещаю, — дрогнув голосом, сказала Лида, все еще вытирая глаза платком. — Ему хуже не будет. А только лучше. Я это знаю. Я смогу, не сомневайтесь…

— Простите, есть ли надежда? — тихо спросила Ася, когда Лида ушла.

— Я не окулист, — покачал головой подполковник. — И даже не Иисус Христос. Чудеса не по моей части. Я еще не видел слепых, которые становились зрячими с такими ранениями. Но это не значит, что надежды никакой нет.

Мертвого немецкого полковника Глейцера и его документы они сдали через десять минут майору Самсонову, и тот долго чертыхался и матерился, удивив замысловатыми и витиеватыми оборотами самого Степана Каморина.

Успокоившись, Самсонов увел в свой кабинет лейтенанта Малютина. Тот должен был — а больше некому — перевести документы, найденные при полковнике. А разведчикам майор Самсонов приказал в срочном порядке углублять и укреплять блиндажи и окопы на передовой, куда совсем скоро должны были пожаловать офицеры из штабов дивизии и корпуса — как только у них закончится совещание и они отобедают.

— А мы когда отобедаем? — спросил Малахов, когда Самсонов ушел, и тут же схлопотал подзатыльник от Степана.

— Говорили тебе: твое от тебя не уйдет, — нравоучительно сказал Степан. — Если только это твое. Какие твои годы? Пообедаешь еще, и не раз…

Малахов не ответил, а только обиженно скреб в затылке.

— Зря ты так, — негромко сказал Прохор Степану. — Он же еще пацан совсем. Но разведчик из него, дай срок, получится.

Прошло полчаса.

Разведчики рыли землю, а Малахов с обиженным видом едва ковырялся лопатой.

— Малахов! — выпрямился Степан. — Опять сачкуешь! А ну повтори нашу заповедь!

— Больше пота, меньше крови, что ли… — отмахнулся тот. — Ко мне это не относится.

— Ну да, ты же у нас заговоренный… А кто ж это тебя заговаривал? — поинтересовался Прохор. — Если не секрет.

— Цыганка одна. Я до детдома у них в таборе жил. Их пацанята там надо мной измывались. Они чернявые, а я русопятый. Не такой, как они. Ну и одна старуха пожалела меня и заговорила от пуль, ножа и проигрыша в карты. Поэтому предупреждаю — в буру или сику, да хоть в подкидного, со мной лучше не садись. Любого обчищу, независимо от звания и занимаемой должности.

— Ты это проверял? — поинтересовался Михаил. — Насчет заговора?

— Ну, — кивнул Малахов. — Всех в бараке в сику и буру обчищал. И в соседних тоже. То есть насчет кого другого мне-то все равно… а вас на всякий случай предупреждаю: со мной не садись… Там в лагере мы на что только не играли. На мыло, на папиросы, на пайку, на фотографию артистки Любови Орловой из журнала «Огонек»… И все, больше со мной никто не садился… Ну а когда наши кореша побег устроили, Леха мой сразу отказался, а я, дурак, согласился. Он меня тогда отговаривал: год, мол, всего остался. А после со мной распрощался — вроде как все, больше друг с другом не свидимся… Бежали-то днем, когда всех вертухаев от самогона и жары разморило… Ну увидали они и пальбу устроили, так меня эти пули облетали, а других, кто впереди бежал, всех, считай, наповал. Меня собаки догнали, вон гляди, всего порвали… — Он расстегнул гимнастерку, спустил штаны, потом размотал портянку и продемонстрировал старые рваные шрамы на ягодицах и икрах.

— Какой же ты заговоренный? — усмехнулся Прохор. — Раз тебя собаки покусали?

— Насчет собак или там змей с крокодилами эта цыганка меня сразу предупредила: мол, наука тут бессильна, — хмыкнул Малахов. — Так что все пока идет верно, чисто по ее директивам. А потому, братва, держись от меня подальше, поскольку меня-то пуля облетит, а кто будет рядом, того обязательно зацепит. Предупреждаю сразу, чтоб потом без претензий!

— И чем закончилось? — поинтересовался Михаил.

— Срок добавили, чем же еще… — хмыкнул Малахов. — Три года. Родине была нужна рабочая сила. И потому только срок добавили. Вот с того дня я и затосковал по переднему краю нашей обороны… Сразу захотелось в окопы… Только, думаю, дождусь-ка я, когда война к концу подойдет. В смысле к самой границе. А там посмотрим.

Разведчики переглянулись.

— Семеныч, ты кого вообще к нам привел? — побагровел Степан.

— А могли бы меня и расстрелять по законам военного времени, — мечтательно продолжал Малахов. — Только опять же промахнулись бы… Пришлось бы им меня повесить или утопить. Только как бы вы тут без меня воевали?

— Это когда ж было? — настороженно спросил Степан.

— Ну «когда», «когда»… Что я, помню… Ну, считай, в мае сорок второго, в самом начале, когда вы тут без меня до самого Сталинграда драпали.

— Та-ак… — Степан отшвырнул лопату.

— Ты чего, Степа? — удивился Михаил.

— Что? Забыли уже? Да мы в то самое время под Барвенковом круговую держали! По обойме на каждого оставалось! А в это время в тылу на этого урку патроны тратили!

И замахнулся на Малахова. На нем повисли Михаил и Прохор, не без труда оттащили.

— Да ладно тебе, уже два года прошло! — вдруг занервничал Прохор и, не выдержав, тоже сорвал с себя гимнастерку, спустил брюки и показал шрамы куда более впечатляющие, чем у Малахова, и в большем числе. — А вот это ты видел? А у лейтенанта нашего — видел? Да если здесь каждый начнет свои шрамы показывать, ты, сучонок, ночи спать не будешь! Вот тебя, говоришь, собаки рвали? И правильно делали!

— Хорош, — вполголоса сказал Иван Безухов, заметив приближающееся начальство. — Хватит, говорю! — одернул он Прохора. — Взвод, смирно! — скомандовал он, и разведчики, увлеченные ссорой, увидели наконец идущих к ним по траншее офицеров штаба дивизии во главе с полковником Егоровым, которых сопровождал командир полка майор Иноземцев. — Товарищ полковник, взвод отдельной разведроты проводит подготовку…