Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова

– Почему не ступала? Ступала. Пятнадцать лет назад, когда осваивали эти места, строили дорогу Мирный – Ч. Тогда понаехало и москвичей, и ленинградцев, и из других-прочих мест. Вот и Георгий подтвердит. Когда гасили вспышку сибирской язвы в Оленьке, тоже приезжало с разных мест много народу. И из Москвы, и из Ленинграда. И ничего, жили в наших условиях. И ты будешь жить…

– Я?!! – внезапно всколыхнувшийся, жгучий, как кислота, гнев заставил меня приподняться с моего жесткого ложа, при этом я ухватился за борт лодки, и она опасно покачнулась.

– Не рыпайтесь, а то олень опять забодает!

– Похоже, он приходит в себя.

– Пора уж. Сутки проспал. Вы бы лучше не шевелились, товарищ. У вас сломано три ребра, а при таком диагнозе полагается полный покой.

Ах, вот оно что! Никакая это не зыбка, а лодка. Довольно большая лодка и с мощным мотором. Это не стук пишущей машинки, а его тарахтение слышал я сквозь сон. Придя в себя, я смог разглядеть и плывущие мимо унылые берега, и мохнатые окорока, и крошечный хвост моего мучителя – оленя, стоявшего на носу лодки.

Олень стоял неподвижно, вытянув шею вперёд. Его можно было бы принять за гальюнную фигуру, если б не подвижные и чуткие уши. Я всё ещё втайне надеялся увидеть мать или хотя бы Канкасову, но взгляд мой натолкнулся на ледяной взгляд Георгия, который на этот раз почему-то был без очков. Он сидел на низкой скамье, прикреплённой к бортам лодки в непосредственной близости от моего импровизированного ложа, которое состояло из нескольких старых ватных одеял и пропахшей ГСМ телогрейки, служившей мне изголовьем. Укрыли меня брезентовой плащ-палаткой.

– Мы едем в больницу лечить мои рёбра? – спросил я, пытаясь придать своему голосу требовательные и даже строгие интонации.

– Я хоть и ветеринарный, но врач, – ответил Георгий. – И с переломами рёбер как-нибудь справлюсь. Вам уже легче?

– Нам?.. Мне?

Я попробовал пошевелиться чуть активней.

– Осторожно! – Георгий опустил руку мне на плечо, заставляя улечься на место. – Больница вам не нужна – не тот случай. Мы хотим вам кое-что показать. Так, Осип?

Хозяин злополучного оленя отозвался мгновенно:

– Так-так! Мы вам покажем такое! О-о-о!!!

Потом он произнёс несколько слов на не понятном мне языке. Георгий кивал, соглашаясь, и отвечал ему на том же языке довольно бегло. Я вертел головой, стараясь разглядеть Осипа. Однако тот обретался где-то на корме лодки, вне пределов моего зрения, а двигаться активно я пока опасался.

– Выходит, нас в лодке только трое? – спросил я.

– Олень четвёртый, – кивнул Георгий.

– Я есть хочу! – капризно заметил я.

– Неудивительно, – проговорил Осип примирительным тоном. – Сутки ничего не ел. Вот скоро пристанем к берегу. Я сварю линьков, и поедим. Георгий, а нет ли у тебя картошки? Есть? Отлично! Тогда ухи сварим. А может быть…

* * *

Солнце закатилось за вершины сопок, и мне показалось, что вот-вот наступит ночь, а с нею придёт и темнота. Тогда мы заблудимся на просторах широкой реки, где я не заметил ни одного бакена. Однако минуты текли, складываясь в часы, а темнота всё не наступала.

– Половина одиннадцатого, – сказал Георгий. – Надо остановиться на ночлег.

– Пора, – отозвался с кормы Осип.

Через некоторое время направление нашего движения изменилось, лодка повернула носом к берегу.

Выбраться из лодки на берег? Нет, это вы уж увольте. Разве я какой-нибудь рогатый олень, который сходит с борта лодки на берег, едва не опрокинув её? Разве охота мне окунаться в ледяную воду?

– В этом месте вода потеплее – градусов десять. Да и я помогу, – проговорил Осип, протягивая мне руку.

Он действительно помог мне выбраться на берег, где я снова повалился на мягкий мох. Не в силах справиться с апатией, я перестал бояться оленя, пасшегося неподалёку. Я просто наблюдал.

Вот Осип и Георгий вытаскивают из лодки какие-то вещи. Зачем утруждаются? Почему нельзя оставить их в лодке на ночь? Вот Георгий вынимает из лодки нечто длинное в брезентовом чехле. По всей видимости, это ружьё. Вот он кладёт ружье на плоский камень рядом со мной. Смотрит как-то странно, будто я женщина и он мои стати оценивает. Неприятный взгляд, но вспылить или, тем более, подраться не хватает сил. А Георгий тем временем ловко, с одной спички, разжигает костёр. Где-то он так быстро набрал дров? А я ведь не слышал ни стука топора, ни лязга пилы. Я вижу след старого кострища с потухшими угольями и обгорелой консервной банкой. Названия прочитать не получается – банка ржавая и, возможно, перезимовала в этом месте. Значит, где-то поблизости у Георгия заготовлены дрова. Так и есть. Вытащив из тюков топор, он принимается обрубать сучья с ближайшей сухостоины. Осип куда-то исчез, оставив своего оленя наблюдать за нами. Так тюремщик наблюдает за своими жертвами, чтобы своевременно и в целости предать их палачу. Впрочем, северный олень сам мяса не ест и таёжным хищникам он не друг – это-то я знаю наверняка. Однако костистые, с тяжёлыми копытами его ноги всегда находятся слишком близко от моего страдающего тела, а бессмысленный и плотоядный его взгляд слишком часто устремляется на меня.

Приподнявшись на локте, я пытался оглядеть место нашей стоянки более подробно. Это небольшая каменистая площадка, расположенная под стеной невысокого, покрытого пятнами ягеля скального выступа. Серо-бурые огромные камни навалены грудой один на другой, словно нечаянно выпали из горсти неведомого великана. Я читал о таких каменных полях. Их называют курумниками. Где-то под камнями звенит вода. Тонкая прерывистая струйка выбегает наружу, чтобы, упав с высоты, слиться со струями Вилюя. Вокруг площадки сплошная стена чахлых зарослей. В основном это местная низкорослая ольха и молодые лиственницы. Кое-где видны стволы покрытых ягелем упавших деревьев. Они похожи на занесённые песком остовы пиратских судов. Тут и там торчат пеньки. Похоже, кто-то позаботился о том, чтобы расчистить площадку от лишних деревьев. Кажется, Георгий наизусть знает расположение каждого из них – хлопоча по хозяйству, он ни разу не запнулся. Площадка расположена на мысу. С реки навевает свежий ветерок, разгоняя надоедливую мошку.

Георгий управляется сноровисто. Он набрал воды в котелок и повесил его над пылающим костерком. Туда же поместил выловленную в дороге, очищенную рыбу и какие-то овощи. Наблюдая за его ловкими и точными движениями, я размышлял о целесообразности происходящего. Без сомнения, Георгий – органическая часть местного антуража, как серый камень, куст ольхи или этот вот опасный рогатый зверь. Однако совсем иное дело я. Что делаю