Ворон Бури - Бен Кейн

ничего не сделали, сказал он, и уж тем более Асхильд, Диармайд и его семья. Поможет и защита Тора и Одина. Ее гневный ответ был, что ей не нужна никакая божественная помощь, кроме помощи Христа, и что на самом деле мы понятия не имеем, придет ли Кормак.

— Если бы ты не взял Ниалла в Манастир-Буи, — запричитала она, — и если бы вы с Векелем не пошли в Иниш-Кро, ничего бы этого не случилось!

Когда Векель сказал, что Норны плетут, как им заблагорассудится, она велела ему заткнуться. Потрясенный, он повиновался. Редко можно было увидеть, как его заставляют замолчать, но в гневе у моей сестры язык был остер.

Затем Асхильд набросилась на меня, требуя ответа, есть ли у меня что сказать по делу.

Я кисло заметил, что Кормак все равно убил бы нашего отца, и что я не пытался навлечь беду, а хотел отомстить за него.

— И посмотри, к чему это привело! — выпалила она, яростно утирая слезы. — Ни к чему! Из-за твоей гордыни ты теперь беглец, братец. И не только это; все, кто живет в Линн Дуахайлле и его окрестностях, теперь должны жить в страхе. Убил бы ты этого Кормака где-нибудь далеко от дома!

Побежденный, пристыженный, не находя ни крупицы утешения, потому что она была права, я пробормотал что-то о том, что «Бримдиру» нужно отплывать с приливом.

— Иди, — сказала она. — Иди.

Я хотел обнять ее, но она оттолкнула меня.

— Позаботься о собаках, — сказал я. Взять их на драккар не было никакой возможности.

Она шмыгнула носом.

— Конечно. Они не будут страдать из-за твоей глупости.

С тяжелым сердцем я извинился перед Диармайдом, который сказал, что сделанного не воротишь, и что я не должен беспокоиться о моей сестре.

— Она мне кровная родня, — сказал он, — или скоро ею станет.

Я поблагодарил его, чувствуя себя еще хуже. Я пропущу их свадьбу, и теперь мне нечего было подарить. Пообещав, что пришлю что-нибудь подходящее, я пожал ему руку и, обняв Мадру и Ниалла, ушел.

Прежде чем мы вышли в море, Имр заставил нас присягнуть ему на верность. Мне было не по себе связывать себя клятвой с морским волком, которого я едва знал. Под взглядами всей команды, с их серьезными лицами, было ясно, что клятва не подлежит обсуждению, а оставаться в Линн Дуахайлле я был не готов, так что я произнес слова и поцеловал рукоять меча Имра. Векель сделал то же самое, но потом шепнул, что его обеты, данные духам, имеют большую силу. Что он имел в виду, он не объяснил, а я не спросил.

С самого начала я изо всех сил старался запомнить имена и понять, кто есть кто в команде. Первым я узнал Ульфа, моего товарища по веслу, добродушного парня, который казался почти не на своем месте в отряде воинов. Его друг Хавард был высоким, язвительным мужчиной, чьи длинные, нескладные конечности, очевидно, и были причиной того, что его звали Цапля. Клегги с кривыми ногами носил прозвище «слепень» — не знаю почему — и любил петь. Коренастый и мускулистый Одд Углекус имел устрашающе подпиленные зубы, что заставило меня задуматься, почему у него прозвище человека, любящего сидеть у огня. Я не спросил. Самый крупный воин в команде, Мохнобород, чье настоящее имя было Торир, был на три ладони выше меня. Он был безмерно влюблен в свою внешность и вечно расчесывал волосы и бороду. Я благоразумно промолчал. Я также знал Хравна по прозвищу Ключ от Гавани, который без всякой просьбы поведал мне о своей способности незаметно проникать в порт и угонять корабли. Он был о себе высокого мнения, это было ясно, но и это я оставил при себе.

Плавание на юг, к Дюфлину, началось неплохо. Не имея никакого морского опыта, кроме рыбалки у берега на курахе из тюленьей шкуры, я ожидал, что хорошая погода и спокойная вода обеспечат гладкий переход. Нас с Векелем поставили на весла. «Грести не так уж и плохо», — решил я; к тяжелому труду я привык. Техника гребли была не так проста, но с помощью Ульфа я справился. Векель, сидевший на сундуке рядом с Торстейн, выглядел так, словно выпил скисшего молока, но тоже греб.

Мы отошли недалеко. Может, на пять полетов копья от берега, весла убрали, и развернули огромный желто-черный парус. То, что в Линн Дуахайлле казалось легким ветерком, в открытом море было сильнее, и вскоре «Бримдир» уже рассекал волны. Деревянные балки гудели, канаты натянулись, и весь корабль пришел в движение. Постоянное движение. Вверх, вниз, вверх, вниз, теперь немного накренившись влево, а теперь вправо.

Вцепившись в основание драконьей головы на носу и глядя вперед, Векель восторженно закричал, как маленький ребенок, получивший заветное желание. Я хотел присоединиться к нему, но от качки у меня закружилась голова. К тошноте добавился запах смолы и овечьей шерсти, и я бесцельно заметался, желая волшебным образом оказаться на твердой земле.

— Тошнит? — спросил Ульф.

Я кивнул. От легкого движения тошнота только усилилась.

— Вырви, вот мой совет. — Он изобразил, как сует два пальца в глотку. — С пустым желудком лучше, понимаешь?

Его жест стал последней каплей. Я бросился к борту и перегнулся. Хлеб, который дала мне Асхильд, и все остальное вышло наружу. Несчастный, я висел там, глядя на сине-зеленую воду, пока непроизвольные позывы не прекратились. Я вытер слюну рукавом туники и обернулся. На меня бросили несколько понимающих взглядов, Торстейн ухмыльнулась, но, к моему облегчению, больше никто не обращал внимания.

— Это пройдет? — спросил я Ульфа.

Он оторвался от игры в тафл, в которую играл с Хавардом.

— А?

— Тошнота — она проходит?

— Со временем.

— Не всегда, — сказал Хавард. — Помнишь Гиарда? Он блевал в любую погоду. Не стоило ему вообще в море ходить.

— Он это делал, чтобы сбежать от жены, — сказал Ульф. — Она была настоящей мегерой, вечно его пилила. «Овцы накормлены?»

Хавард усмехнулся.

— «Ты прибил новую петлю на ту дверь?»

— «Почему крыша все еще течет?»

— «Нам нужно больше дров».

Было ясно, что Гиарду доставалось от товарищей по веслу по полной программе.

— А где он сейчас? — поинтересовался я.

Шутки прекратились.

— В Вальхалле, — сказал Ульф. Это был пиршественный зал Одина, где собиралась половина павших воинов.

Несмотря на