Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова

– Позвольте представиться… – Киоскёр назвал свою фамилию довольно невнятно. Я хотел переспросить, но он продолжал: – Я работник местной Союзпечати. А вы, судя по всему, издалека. Командировочный? Ленинград или Москва?

Незатейливое обращение и заданный в лоб вопрос совершенно не вязались с внешностью заправского хитреца. Какое дело «работнику местной Союзпечати» до того, откуда я прибыл, ведь он не женщина с седеющими под выцветшим ситцем косами, которая от нечего делать интересуется чужими делами? Обескураженный, я сунул в окошко киоска свою «валюту». Киоскёр несколько долгих секунд рассматривал шоколадку. Её яркая упаковка контрастировала с монохромными стопками газет, покрывавшими прилавок киоска. В верхнем слое «Правда», «Труд» и «Советский спорт». Под ними полосы каких-то местных газет с незнакомыми мне названиями.

– «Работница» кончилась. Её забрала жена товарища Байбакова. По недосмотру они в этом году не подписались. Но есть ещё «Огонёк» и «Крестьянка». Я слышал, что в Москве таких журналов запросто не купить. Только по подписке. А у нас вот можно. Климат тяжёлый, но у каждого климата свои преимущества.

– Откуда вам известно, что я москвич?

– Вы – москвич. Это бесспорно.

– Как вы догадались?

– Всем известная кондитерская фабрика «Рот Фронт» находится в Москве. Вы на нашу ГЭС, товарищ? В командировку или стажируетесь?

– Ни то и ни другое…

– Неужели турист? С развлекательно-познавательной целью?

– Вроде того…

Выражение его лица неуловимо изменилось, утратив лукавую веселость. Он отодвинулся от оконца в сумрачную глубину киоска. Шоколадка с кипы газет молниеносно исчезла.

– Туристов в наших местах не любят, – пояснил он. – Наши места не для туристов. Тайга, знаете ли. В наших местах неподготовленный человек не выживет и суток, поэтому не советую покидать посёлок без опытного проводника, который…

Речь киоскёра прервало появление женщины. В соответствии с местной модой, она была одета в брезентовый комбинезон поверх рубашки мужского кроя и ситцевую светлую косынку, через левое плечо перекинута брезентовая сумка со множеством пряжек и застёжек. Женщина соскочила с седла велосипеда у киоска. Взгляд её глубоких черных, как ягоды шелковицы, глаз остановился на мне. На бледном лице выделялись пятна больших рыжих веснушек. Из-под косынки выбилась белёсая прядь. Темноглазая беляночка с округлым крупом и плоской грудью, она показалась мне чудовищно некрасивой и вместе с тем она словно гордилась своей некрасивостью, глядела прямо, с некоторым даже высокомерием. На застиранном ситце её рубашки с левой стороны вызывающе алел новенький комсомольский значок. Профиль Ильича на фоне развевающегося алого стяга – привычный глазу атрибут советского человека, копеечной цены доступное любому «украшение» чрезвычайно шло женщине. Пожалуй, при данных обстоятельствах и бриллиантовая брошь не выглядела бы столь выигрышно. Мы играли в гляделки несколько бесконечно долгих секунд. Я смотрел на женщину, пытаясь зачем-то угадать, сколько же на самом деле ей лет. Если носит комсомольский значок, значит, не более двадцати семи. Однако я желал знать точнее. Двадцать? Двадцать три? Двадцать пять? С дурнушками так всегда. Нипочём не угадаешь, сколько дурнушке лет.

Женщина тоже рассматривала меня, как придирчивый, привыкший к изобилию покупатель, рассматривает товар в галантерейном магазине. Впрочем, взглянув на «ценник» – я держал в руке московскую пачку «Явы», собираясь снова закурить – она смутилась, поняв, что вожделенное ей «не по карману».

– А вот и наша вечная комсомолка. Знакомьтесь: это Изольда Лотис, – донеслось из киоска.

– Командировочный. Москва или Ленинград. Навидались мы таких, – пробормотала Изольда Лотис, не скрывая разочарования.

– Добрый день! – со всей мыслимой галантностью произнёс я и даже изобразил некое подобие мушкетёрского поклона.

Почему-то захотелось сделать женщине приятное. Наверное, такая вот некрасивая нечасто получает знаки внимания со стороны мужчин.

– Москва, – кивнула она.

– Ты со смены или? – спросил киоскёр.

– Или, – ответила Изольда. – Капитан, дай журнальчик на ночь почитать.

В оконце киоска тотчас показался свёрнутый в трубочку свежий номер «Огонька», который Изольда обменяла не на деньги, а почему-то на спичечный коробок, обмотанный синей изолентой. Странная плата исчезла так же молниеносно, как моя шоколадка. Женщина схватила журнал и стала засовывать в сумку. Ей долго не удавалось справиться с застёжками – и «рога» велосипеда приходилось удерживать, и мой пристальный насмешливый взгляд выносить. Руки её заметно дрожали, на лбу выступила обильная испарина, и струйки жгучего пота попадали в глаза, и она утирала их уголком косынки. Трогательный жест. Не знаю, почему, но я, кажется, разулыбался. Канкасова часто говорит о «ямочках на щёчках», которые появляются, когда я улыбаюсь. Дескать, эти ямочки делают меня неотразимым. Глупость, казалось бы, но женщины действительно млеют от моих улыбок. Вот и Изольда Лотис, кажется, пала жертвой моего обаяния. Она оставила свои упражнения с журналом и пряжками. На щеках и лбу её выступил очаровательный румянец.

– Ненавижу жару… ненавижу… – пробормотала она, а мне внезапно почудилось, что я уже видел её где-то, и встречались мы совсем недавно. Возможно, в галантерее?

– Позвольте, я помогу…

Она отшатнулась. Дикарка! Я рассмеялся. Расстёгивая её сумку, засовывая в неё плотную трубку «Огонька», я пару раз нечаянно коснулся локтем мягкой груди. Канкасова! Вот у кого такая же мягкая грудь. Почувствовав внезапную и чувствительную тоску по далёкой Канкасовой, я неловко дёрнул сумку, чем и вызвал порхание сиреневых мотыльков. Вот они взмыли в воздух, а вот и рассыпались в пыли у нас под ногами живописной россыпью конфетных фантиков. Четвертные! Сколько же их?!! Я пересчитал деньги. Получилось около пятисот рублей, навскидку. Крупная сумма! Заметив мой интерес, женщина покраснела ещё больше. Я помог ей собрать деньги и присоединить их к журналу.

– Мне надо на переговорный пункт. Поговорить с мамой, – проговорил я. – Поэтому проводить вас сегодня не получится.

– Проводить? Меня?

Она вспыхнула, а я забавлялся, наблюдая за её борьбой с собственным смущением.

– Вы приехали на Север по делу? – отдышавшись, произнесла она.

– Да. Ищу отца. Точнее, его следы. Где-то в Ч. должен жить человек, имеющий сведения о нём. Но как найти этого человека, если в Ч. нет даже адресного стола? Может быть, на переговорном пункте знают, как вы думаете?

– Зачем переговорный пункт? Капитан всех знает.

– Так точно. Знаю каждого, являясь в буквальном смысле одним из основателей Ч., – отозвались из оконца киоска.

Мы оба, как по команде, уставились в нащуренные из-под кустистых бровей хитрющие глаза.

– Тогда скажи ему, – проговорила Изольда. – Я бы и сама помогла, но мне на смену. Я работаю сутки-трое, – пояснила она, оборачиваясь ко мне. – И сегодня как раз моя смена.

– А вот в этой ситуации я бы на смену не торопился. Ты посмотри, какой видный парень! Красавец! Косая сажень в плечах. Но не