По дороге в Карфаген - Олег Викторович Таран

– У царя всегда находится время для общения с сыном, – не моргнув глазом, соврал Бодешмун. – А Мисагена, я думаю, ты, царица, и сама сможешь хорошо воспитать, если только будешь с ним построже…

Аглаур вспыхнула от гнева, но взяла себя в руки. Глядя, как доверчиво и по-хозяйски Массинисса обнимает своего учителя, она почувствовала ревность и сожаление оттого, что муж не позволяет ей общаться с младшим сыном.

Помолчав, она спросила:

– Массинисса напоминает тебе твоего Агхата?

Приветливо улыбавшийся ей Бодешмун вмиг посуровел:

– Я бы не хотел говорить об этом, царица…

– А кто такой Агхат? – тут же заинтересовался Массинисса.

– Я тебе потом расскажу, – хмуро пообещал учитель.

– И почему ты снова не женишься? – поняв, что попала по больному месту, продолжала доставать его Аглаур.

Ей нравился этот добродушный здоровяк – и как мужчина, и как человек, который достойно воспитывал ее сына. Но он всегда при виде ее сохранял невозмутимость, в отличие от почти всех других мужчин дворца, которые тайно буквально пожирали глазами красавицу-царицу. Такое преувеличенное внимание она могла простить, но равнодушие по отношению к ее прелестям – никогда!

Аглаур продолжила:

– Любая женщина Восточной Массилии была бы счастлива, если бы лучший воин царской армии привел ее хозяйкой в свой дом. Почему же ты этого не сделаешь?

Бодешмуну явно не нравились эти расспросы. Он из последних сил сдерживался, чтобы не ответить царице какой-нибудь грубостью. Все мышцы на его лице напряглись, и руки, державшие Массиниссу, стали твердыми, как железо.

Царевичу стало неуютно и даже страшновато в его объятиях. В наступившей звенящей тишине он вдруг тихонько попросил:

– Бодешмун, отнеси меня в туалет…

– Прости, царица, в другой раз договорим. – И наставник быстро унес прочь Массиниссу, прошептав ему по дороге: – Спасибо, сынок! Ты меня здорово выручил!

– И просьба – не наступай больше Мисагену на ногу! Помни, что он тоже царевич! – едва успела крикнуть ему вслед раздосадованная Аглаур.

– Да, мамочка! Мы так хорошо играли с Массиниссой, а этот Бодешмун пришел и испортил нам всю игру, – вновь захныкал слегка упокоившийся Мисаген, почувствовав материнскую поддержку. – Скажи отцу, пусть его накажут!

– За что накажут?! За то, что ты Массиниссе сделал подножку, а его телохранитель за него заступился? – неожиданно жестко спросила мать, которая все видела собственными глазами. – Прекрати реветь и помалкивай об этом! Если царь узнает, то накажет тебя и меня, а не Бодешмуна!

– Но почему?! – искренне возмутился Мисаген, явно не чувствуя никакой своей вины.

Царица внимательно посмотрела на него и вздохнула:

– И в кого же ты у меня такой?

Вражда братьев не прекращалась. Точнее, поводы для ссор искал неугомонный в этом плане Мисаген.

Несколько лет назад, когда Массиниссе было уже десять лет, Мисаген, тогда еще живший в Цирте, подговорил старших мальчишек, болтавшихся по улицам города, не брать младшего играть с ними, а когда тот стал настаивать, ему, ничего не объясняя, задали хорошую трепку.

Измазанный в крови, в изодранной одежде, Массинисса прибежал к Бодешмуну, который возился с доспехами, надраивая металлические пластины и подтягивая кожаные ремешки.

Царевич закричал:

– Убей их! Они подняли руку на сына царя!

Бодешмун, не задавая лишних вопросов, взял меч и с грозным видом зашагал к мальчишкам.

Испугавшись его суровой решимости, Массинисса вцепился в руку наставника:

– Ты что, и вправду их убьешь?

– Конечно, – остановившись, сказал тот. – Только, знаешь, заодно придется убить и их родителей за плохое воспитание детей. Кажется, среди них конюх, ухаживающий за твоим любимым конем, и твоя няня, растившая тебя с младенчества. А что мне делать с царевичем, который, видимо, и подговорил их всех проучить тебя? Помнится, он твой старший брат. После того как я убью и его, твой отец велит казнить меня и будет прав. И вот так из-за твоей прихоти погибнет куча народа. Ты этого хочешь, сынок?

Массинисса насупился. Потом, решительно смахнув слезы, пробурчал:

– Ладно, не убивай никого. Я сам виноват, что лез к старшим. Но ведь я хочу с ними играть, а Мисаген все время подговаривает их против меня. А еще мне не нравится, когда меня бьют.

– Для того чтобы с тобой играли, ты должен или заинтересовать их как-то, или заставить себя уважать.

– Но они сильнее…

– Это неважно. Давай с тобой договоримся: сегодняшнее происшествие мы оба сохраним в тайне…

Массинисса с готовностью кивнул. Тогда впервые Бодешмун приложился своим лбом к его лбу, что с тех пор стало их тайным знаком.

– А за это я приглашу тебя к себе в гости и научу драться, – пообещал учитель.

Царевич даже обрадованно подпрыгнул на месте, забыв про все свои неприятности. Хотя дом Бодешмуна располагался неподалеку от дворца, наставник никогда еще не приглашал его к себе. Впрочем, он вообще никого не приглашал. Во всяком случае, из разговоров воинов царской сотни охраны Массинисса ни разу не слышал, чтобы кто-то бывал дома у Бодешмуна.

Когда они пришли, на пороге хозяина встречали три женщины: степенная худенькая ливийка, пухленькая мавретанка средних лет и юная гибкая чернокожая нубийка.

– Займитесь царевичем, – велел Бодешмун, протягивая доспехи и пояс с оружием.

Все это приняла у него нубийка и унесла в спальную комнату, игриво двигая бедрами. Наставник задумчиво засмотрелся на нее, но тут же обратил взор на Массиниссу, который вошел следом в большую прихожую. Царевича тут же взяли в оборот две пары женских рук. Ливийка занялась стиркой и починкой одежды, а мавретанка принесла большую купальню, налила в нее теплой воды, усадила туда мальчугана и принялась смывать с него кровь и грязь. Массинисса переносил боль стойко, и Бодешмун, устроившись неподалеку на ложе, даже похвалил его за это.

Тем временем вернулась нубийка и принялась неторопливо накрывать на стол. При этом дочь пустыни, привыкшая ходить почти обнаженной, умудрилась так надеть на себя непривычное ей нумидийское одеяние, что оно больше показывало ее прелести, нежели их скрывало. И, раскладывая пищу на маленьком столике, негритянка демонстрировала все это не только хозяину, но и мальчугану, впервые увидевшему такое зрелище.

Правда, заметив его живой интерес, объемная мавретанка загородила собой эту картину и принялась мыть голову царевича с мылом, отчего тот сразу зажмурился. Мыло все равно попало в глаза, и он раздосадованно заойкал. Женщина тут же вылила на него кувшин теплой воды, тщательно промыв ему лицо.

Бодешмун, снисходительно наблюдая за этим, все же пожурил девушку:

– Зита, не устраивай представление. У нас в гостях царевич. Он еще ребенок…

– Но ему