Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

налоя, два для двух Евангелий и один для иконы Симеона Столпника Летопроводца. Перед налоями ставили большие свечи в серебряных подсвечниках, а также столец и на нем серебряную чашу для освящения воды.

С западной стороны перед этою святынею поставляли рядом два места, патриаршее слева и царское справа, патриаршее – с ковром мелкотравным со зверьми, и царское – обитое или червчатым бархатом, или серебряным участком, парчою, или же другими подобными тканями. Впоследствии к концу XVII столетия для государя ставили более нарядное место, по подобию трона, резное, вызолоченное, высеребренное и расписанное красками. Оно имело вид пятиглавого храма, с одною главою большою в средине и четырьмя малыми по углам; главы были устроены из слюды, сквозные и украшены на верхах двуглавыми золочеными орлами. Место имело створные двери слюдяные и вокруг рамы с слюдяными оконницами. Мы увидим, что такое же место ставилось и на других действах и церемониях.

Патриарх выходил на Действо из западных врат Успенского собора в преднесении икон, крестов и хоругвей и в сопровождении духовенства в богатейших облачениях. В числе святыни, выносимой к этому Действу, самое видное место занимали икона Богородицы письма Петра митрополита московского Чудотворца, иконы его Чудотворца и Чудотворца Ионы Митрополита, а также икона Богородицы «Моление о Народе». Это была святыня в собственном смысле московская и, так сказать, гражданская старого города Москвы. Когда таким образом выходил церковный клир на площадь, то из дворца, с Благовещенской паперти, показывалось шествие государя. Предварительно государь из своих хором выходил в Благовещенский собор, где и ожидал времени, когда наступит шествие патриарха. Патриарший и царский выход на площадь сопровождался звоном на Иване Великом во все колокола с реутом, или ревутом, как называл этот колокол простой народ. Звон не прекращался до тех пор, пока патриарх и государь не вступали на свои места. Патриарх с крестным ходом приходил к месту прежде государя. Государь шел в обыкновенном выходном наряде, более или менее богатом, смотря по состоянию погоды. Царь Федор Алексеевич с 1679 г. выходил в царском наряде, в порфире, диадиме и Мономаховой шапке, именем которой обозначались и другие царские венцы, устраиваемые по образцу древней Мономаховой шапки. Так, в 1679 г. Мономаховою шапкою названа «шапка царская новая алмазная». Сопровождавшие государя большие и малые чины все были в золотах, т. е. в парчовых одеждах и в горлатных меховых шапках. Пришедши на место, государь прикладывался к Евангелию и иконам, потом принимал от патриарха благословение животворящим крестом и рукою. Патриарх при этом спрашивал государя «о его царском здоровьи» такою речью: «А Великий Государь Царь и Великий Князь (имярек) всея Русии Самодержец! Сметь ли, Государь, о твоем царском здравии спросить, как тебя, Великого Государя нашего, Бог милует». И поклонится государю в землю. И государь противу говорит: «Божиею милостию и Пречистыя Богородицы и великих чудотворцев русских молитвами и твоим, отца нашего и богомольца, благословением дал Бог жив». Духовные власти становились по чину по обе стороны мест государева и патриаршего, бояре и весь синклит – по правую сторону государя и за его местом, также по чину. Соборная площадь еще задолго до царского выхода вся покрывалась служилыми людьми, стоявшими парадно в разных местах по предварительной росписи. На рундуке или помосте от Благовещенского и до Архангельского соборов стояли стольники, стряпчие и дворяне, а от них поодаль гости, все в золотах, т. е. в золотных кафтанах; на рундуке между Благовещенским и Успенским соборами – стольники младших разрядов, а от них дьяки всех приказов, в один человек, т. е. рядом, также в золотах; от этого рундука по площади – полковники, головы и полуголовы стрелецкие в ферезеях и в кафтанах турских в бархатных и в объяринных цветных. На паперти Архангельского собора, откуда виднее была вся церемония, ставились иноземные послы и посольские чиновники и вообще приезжие иностранцы, а также приезжие посланцы из русских областей, например донские, запорожские казаки. На рундуке между Архангельским и Успенским соборами – генералы, полковники и иных чинов начальные люди и иноземцы. В задних рядах по рундукам, также на соборных папертях, стояли стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы и всяких чинов ратные и приказные люди, которые были не в золотах. А между рундуков и за рундуками на площади стояли полуголовы, и стольники, и стрельцы ратным строем с знамены, с барабаны и с ружьем, в цветном платье; а на Архангельской и на Благовещенской церквах (на кровлях) и на Ивановской колокольне и по Красному крыльцу, и по лестницам, и по всей площади стояли всяких чинов люди – всенародное множество.

При начатии службы духовные власти: митрополиты, архиепископы, епископы и прочие – подходили по двое и поклонялись прежде царю, а потом патриарху. По совершении службы патриарх осенял крестом государя и «здравствовал» ему длинною речью, которая заключалась следующим: «Дай, Господи! Вы, государь царь и великий князь (имрек), всея Русии самодержец, здоров был с своею государынею[187] царицею и великою княгинею, а нашею великою государынею (имрек) и с своими государевыми благородными чады, с царевичами (имрек) и с царевнами (имрек) и с своими государевыми богомольцы с преосвященными митрополиты и со архиепископы и с епископы и с архимандриты и с игумены и со всем освященным собором и с бояры и с христолюбивым воинством и с доброхоты и со всеми православными христианы. Здравствуй, царь государь, нынешний год и впредь идущие многие лета в род и род вовеки»[188]. Государь благодарил краткою речью и потом прикладывался к Евангелию и святым иконам. После того государя и патриарха поздравляли с Новым годом духовные власти, подходя по два в ряд и низко поклоняясь. Государь отвечал наклонением головы, а патриарх – благословением. Потом поздравляли государя бояре и все светские сановники, кланяясь большим обычаем, т. е. почти до земли, причем один из старейших говорил поздравительную речь. Государь ответствовал им также поздравлением. Затем бояре поздравляли патриарха, властей и весь освященный собор; старейший боярин говорил речь, на которую духовенство отвечало тоже поздравлением и благословением. Когда оканчивались эти обоюдные поздравления гражданского и церковного синклита с новым летом, государя поздравляла вся площадь, все стрелецкие полки, бывшие «на стойке» при этом действе, и все многое множество народа, весь мир – все в одно мгновение ударяли челом в землю и многолетствовали царскому величеству. Государь ответствовал «миру» поклоном. По свидетельству очевидцев, «это была самая трогательная картина благоговейного почтения венценосцу»[189]. По окончании действа государь, приложившись ко кресту и приняв благословение у патриарха, шествовал в церковь Благовещения к обедне или к себе в хоромы.

Это был праздник царский, в собственном смысле государственный и гражданский. Поэтому первое место здесь принадлежало особе государя, которому и воздавалось общее чествование.

В большие церковные