Собрание сочинений. Том I. Поэтические сборники - Павел Николаевич Шубин

волокут.

И пот заливает глазницы,

И, солью осев на губах,

Сереет сквозь копоть на лицах,

На швах заскорузлых рубах.

Но ярость атаки пехотной

Идёт сквозь разгневанный ад;

За жёлтой речонкой болотной

Немецкие танки горят.

Визжат головастые мины,

Колышется пыльная мгла;

Синˆей развороченной глины

Разорванных немцев тела.

Предпольем, по самые шеи

Влезая в болотную грязь,

К ослепшим немецким траншеям

Пехота уже прорвалась.

Прыжками, подобно прибою,

Стремящемуся на песок,

Она заполняет собою

Иссˆеченный в щепки лесок;

Всё дальше, всё шире, в упрямом

Стремленье железных рядов,

По взорванным дзотам, по ямам,

По тёмным провалам ходов.

И снова шрапнель и фугаски.

И пишет корреспондент:

«Сегодня на нашем участке

Событий существенных нет».

1 августа 1943, юго-восточнее Мги

Шофёр

Крутясь под «Мессершмиттами»,

С руками перебитыми

Он гнал машину через грязь,

От Волхова до Керести,

К баранке грудью привалясь,

Сжав на баранке челюсти.

И вновь заход стервятника,

И снова кровь из ватника,

И трудно руль раскачивать,

Зубами поворачивать…

Но – триста штук, за рядом ряд —

Заряд в заряд, снаряд в снаряд!

Им сквозь нарезы узкие

Врезаться в доты прусские,

Скользить сквозными ранами

Кусками стали рваными…

И гать ходила тонкая

Под бешеной трёхтонкою,

И в третий раз, сбавляя газ,

Прищурился немецкий ас.

Неслась машина напролом,

И он за ней повёл крылом,

Блесной в крутом пике блеснул

И – раскололся о сосну…

А там… А там поляною

Трёхтонка шла, как пьяная,

И в май неперелистанный

Глядел водитель пристально:

Там лес бессмертным обликом

Впечатывался в облако,

Бегучий и уступчатый,

Как след от шины рубчатой.

Май 1942, Мясной Бор

Товарищ

Слабоголосый, маленького роста,

На постаменте он расправил плечи,

И – бронзовый – он был уже не просто

Бесстрашен или яростен, но – вечен.

Корреспонденты, разложив блокноты,

О бое том расспрашивали нас,

Как будто сами не имели глаз.

– Чего им надо? Он из нашей роты!

1945, Маньчжурия

Полмига

Нет,

Не до седин,

Не до славы

Я век свой хотел бы продлить,

Мне б только до той вон канавы

Полмига, полшага прожить;

Прижаться к земле

И в лазури

Июльского ясного дня

Увидеть оскал амбразуры

И острые вспышки огня.

Мне б только

Вот эту гранату,

Злорадно поставив на взвод,

Всадить её,

Врезать, как надо,

В четырежды проклятый дзот,

Чтоб стало в нём пусто и тихо,

Чтоб пылью осел он в траву!

…Прожить бы мне эти полмига,

А там я сто лет проживу!

3 августа 1943,

юго-восточнее Мги

У-2

Повыше леса чуточку

Во весь курносый нос

Смешно чихает «Уточка» —

Фанерный бомбовоз.

От этого чихания

Небесного авто

Спирается дыхание

И снится чёрт-те что!

И комната семейная,

И где-то за стеной

Стучит машинка швейная —

Работает портной…

И ты сидишь под лампою…

Завидуя теплу,

Мороз пушистой лапою

Проводит по стеклу…

Сейчас ворвусь я с холоду,

Прижму холодный нос

К щекам, к затылку, к золоту

Родных твоих волос:

– Я только на минуточку…

Неважно, я в пальто… —

Гремит над лесом «Уточка» —

Небесное авто.

Меня трясут за валенки:

– Сгоришь!.. Уснул, чудак,

И чмокает, как маленький,

Губами натощак…

Каляной рукавицею

Протёр глаза, встаю.

Дорога на позицию,

Шалашик на краю.

Шофёры курят – греются,

Вокруг костра – темно,

Не скоро развиднеется,

Хоть за полночь давно.

Однако в путь пора уже,

Германец у дверей;

По суткам давит на уши

Работа батарей.

И так же круглосуточно

Сквозь ветер и мороз

Снуёт, чихая, «Уточка» —

Домашний бомбовоз.

Судьба её – примерная,

Я сон ругаю свой:

– Учти, она – фанерная,

А ты, дурак, живой!

Война, она – не шуточка,

На отдых сроку нет…

…Гремит в потёмках «Уточка» —

Воздушный драндулет.

25 декабря 1942

На волховских рубежах

Как волчонок скользит по запаху

На тропу, где прошёл отец,

Так, сквозь хвою почуяв Ладогу,

Жмётся к Волхову Волховец.

И на тех островах-излучинках,

Как гнездовье лесных орлов,

Поднимались посады лучников

В яром золоте куполов.

Всё на диво, на веки вечные:

Стены каменные – толсты,

Терема да сады надречные,

На лобастых быках мосты.

Крались воры к ним из Неметчины,

Из варяжских худых земель,

Были встречены и посечены —

Истлевают в лесах досель.

Самострел да бердыш на рёмени,

Сталь кольчуг – воды голубой,

Новгородской Софии знаменье

Провожало дружины в бой.

И рубилася насмерть рать эта,

И, добытая в грозный час,

Докатилась от деда-прадеда

Слава воинская до нас.

Мы – наследники, мы – ответчики,

Чтоб не меркла она в веках…

Вновь за Волхов идут разведчики

В стародедовских челноках.

С бронированными германцами

Переведаться – не печаль, —

Прожигая навылет панцири,

Бронебойная бьёт пищаль.

Упирались враги, не и́х вина,

Что победа не в их руках,

Что из Вишеры и из Тихвина

Мы их вынесли на штыках;

Что в болотах с тоской не зналися,

Что в огне не горели мы

И по трупам врагов поднялися

На Синявинские холмы;

Что от маковки и до ворота

Прорубали германских псов