Максим Горький - Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)

3 мая 1913

Коктебель

«Посадила яблоньку…»

Посадила яблоньку:Малым — забавоньку,Старому — младость,Садовнику — радость.

Приманила в горницуБелую горлицу:Вору — досада,Хозяйке — услада.

Породила доченьку —Синие оченьки,Гординку — голосом,Солнышко — волосом.

На горе — де́вицам,На горе — мо́лодцам.

23 января 1916

«Ты запрокидываешь голову…»[373]

Ты запрокидываешь голову —Затем, что ты гордец и враль.Какого спутника веселогоПривел мне нынешний февраль!

Позвякивая карбованцамиИ медленно пуская дым,Торжественными чужестранцамиПроходим городом родным.

Чьи руки бережные трогалиТвои ресницы, красота,Когда, и как, и кем, и много лиЦелованы твои уста —

Не спрашиваю. Дух мой алчущийПереборол сию мечту.В тебе божественного мальчика, —Десятилетнего я чту.

Помедлим у реки, полощущейЦветные бусы фонарей.Я доведу тебя до площади,Видавшей отроков-царей…

Мальчишескую боль высвистывайИ сердце зажимай в горсти…— Мой хладнокровный, мой неистовыйВольноотпущенник — прости!

18 февраля 1916

«За девками доглядывать, не скис…»

За девками доглядывать, не скисли в жбане квас, оладьи не остыли ль,Да перстни пересчитывать, анисСсыпая в узкогорлые бутыли,

Кудельную расправить бабке нить,Да ладаном курить по дому росным,Да под руку торжественно проплытьСоборной площадью, гремя шелками, с крёстным.

Кормилица с крикливым петухомВ переднике — как ночь ее повойник! —Докладывает древним шепотком,Что молодой — в часовенке — покойник.

И ладанное облако углыУнылой обволакивает ризой,И яблони — что ангелы — белы,И голуби на них — что ладан — сизы.

И странница, прихлебывая квасИз ковшика, на краешке лежанки,О Разине досказывает сказИ о его прекрасной персиянке.

26 марта 1916

Из цикла «Стихи о Москве»

«Настанет день — печальный, говорят!..»

Настанет день — печальный, говорят! —Отцарствуют, отплачут, отгорят, —Осто́жены чужими пятаками —Мои глаза, подвижные, как пламя,И — двойника нащупавший двойник —Сквозь легкое лицо проступит — лик,

О, наконец тебя я удостоюсь,Благообразия прекрасный пояс!

А издали — завижу ли и вас? —Потянется, растерянно крестясь,Паломничество по дорожке чернойК моей руке, которой не отдерну,К моей руке, с которой снят запрет,К моей руке, которой больше нет.

На ваши поцелуи, о живые,Я ничего не возражу — впервые.Меня окутал с головы до пятБлагообразия прекрасный плат.Ничто меня уже не вгонит в краску.Святая у меня сегодня пасха.

По улицам оставленной МосквыПоеду — я, и побредете — вы.И не один дорогою отстанет,И первый ком о крышку гроба грянет, —И наконец-то будет разрешенСебялюбивый, одинокий сон.

И ничего не надобно отнынеНовопреставленной болярыне Марине.

11 апреля 1916

«Москва! какой огромный…»

Москва! Какой огромныйСтранноприимный дом!Всяк на Руси — бездомный.Мы все к тебе придем.

Клеймо позорит плечи,За голенищем — нож.Издалека́-далече —Ты все же позовешь.

На каторжные клейма,На всякую болесть —Младенец Пантелеймон[374]У нас, целитель, есть.

А вон за тою дверцей,Куда народ валит, —Там Иверское сердце,Червонное, горит.

И льется аллилуйяНа смуглые поля.— Я в грудь тебя целую,Московская земля!

8 июля 1916

Александров

Из цикла «Бессонница»

«Обвела мне глаза кольцом…»

Обвела мне глаза кольцомТеневым — бессонница.Оплела мне глаза бессонницаТеневым венцом.

То-то же! По ночамНе молись — идолам!Я твою тайну выдала,Идолопоклонница.

Мало — тебе — дня,Солнечного огня!

Пару моих колецНоси, бледноликая!Кликала — и накликалаТеневой венец.

Мало — меня — звала?Мало — со мной — спала?

Ляжешь, легка лицом.Люди поклонятся.Буду тебе чтецомЯ, бессонница:

— Спи, успокоена,Спи, удостоена,Спи, увенчана,Женщина.

Чтобы — спалось — легче,Буду — тебе — певчим:

— Спи, подруженькаНеугомонная,Спи, жемчужинка,Спи, бессонная.

И кому ни писали писем,И кому с тобой ни клялась мы…Спи себе.

Вот и разлученыНеразлучные.Вот и выпущены из рукТвои рученьки.Вот ты и отмучилась,Милая мученица.

Сон-свят.Все — спят.Венец — снят.

8 апреля 1916

«Руки люблю…»

Руки люблюЦеловать, и люблюИмена раздавать,И еще — раскрыватьДвери!— Настежь — в темную ночь!

Голову сжав,Слушать, как тяжкий шагГде-то легчает,Нан ветер качаетСонный, бессонныйЛес.

Ах, ночь!Где-то бегут ключи,Ко сну — клонит.Сплю почти.Где-то в ночиЧеловек тонет.

27 Мая 1916

«В огромном городе моем — ночь…»

В огромном городе моем — ночь.Из дома сонного иду — прочь,И люди думают: жена, дочь, —А я запомнила одно: ночь.

Июльский ветер мне метет — путь,И где-то музыка в окне — чуть.Ах, нынче ветру до зари — дутьСквозь стенки тонкие груди́ — в грудь.

Есть черный тополь, и в окне — свет,И звон на башне, и в руке — цвет,И шаг вот этот — никому — вслед,И тень вот эта, а меня — нет.

Огни — как нити золотых бус,Ночного листика во рту — вкус.Освободите от дневных уз,Друзья, поймите, что я вам — снюсь.

17 июля 1916

Москва

«После бессонной ночи слабеет тело…»

После бессонной ночи слабеет тело,Милым становится и не своим, — ничьим.В медленных жилах еще завывают стрелы —И улыбаешься людям, как серафим.

После бессонной ночи слабеют руки,И глубоко́ равнодушен и враг и друг.Целая радуга — в каждом случайном звуке,И на морозе Флоренцией пахнет вдруг.

Нежно светлеют губы, и тень золочеВозле запавших глаз. Это ночь зажглаЭтот светлейший лик, — и от темной ночиТолько одно темнеет у нас — глаза.

19 июня 1916

«Нынче я гость небесный…»

Нынче я гость небесныйВ стране твоей.Я видела бессонницу лесаИ сон полей.

Где-то в ночи́ подковыВзрывали траву.Тяжко вздохнула короваВ сонном хлеву.

Расскажу тебе с грустью,С нежностью всей,Про сторожа-гусяИ спящих гусей.

Руки тонули в песьей шерсти́.Пес был — сед.Потом, к шести,Начался́ рассвет.

20 июля 1916