Наития - Любовь Тильман

пожали руки и продолжили пожатие жимом на локтях. Петро очень удивился, когда его рука, под давлением Сашиной ладони, оказалась на столе. Он был массивнее, да и рос в условиях, где не было места слабым.

– Давай ещё раз, – предложил он, решив, что это случайность. Но после третьего поражения сдался.

– Я научу, – улыбнулся Саша, – важна не только сила, но и механика, знание работы сухожилий и мышц. Тебе это и как художнику пригодится. Почитай о Леонардо да Винчи, насколько тщательно изучал он человеческое тело, создавая свои гениальные полотна.

Слушая друга Пётр осознавал, что ему хочется стать таким же, умным, знающим, уверенным в своих силах, что он хочет и готов учиться. И только одна мысль зудела поперёк всего: Маричка.

На время каникул общежитие опустело. Маричку вызвали в отдел кадров и выдали справку об окончании третьего курса университета по специальности преподаватель младших классов. Девушка очень удивилась, заявив, что не собирается оставлять учёбу, но ей ответили, что с этими вопросами надо обращаться в ректорат. Из общежития её выселили. Уговорив коменданта не трогать её пару дней, Маричка попробовала обратиться к бывшим любовникам, но те или кормили разговорами, или просто закрывали перед ней двери. Пошарив по чужим тумбочкам и дожевав последние сухарики, девушка отправилась на базар, искать с кем добраться до села.

Покрутив носом на почти готовый сруб и милостиво дозволив Петру обнять себя, когда они остались одни, Маричка воспротивилась, когда он проявил инициативу на большее, заявив, что человек, сидевший в тюрьме, не может оставаться её мужем.

– А как же дети? – взволновался Пётр.

– А что дети? Живут себе у родителей и пусть живут, – пожала плечами Маричка, уверенная, что она здесь не останется, а за границей дети будут только мешать.

Но деньги Маричке всё же были нужны. И она согласилась преподавать в местной школе, повисшие без учителей математику, немецкий язык и пение. Поговорив с ней и выяснив уровень её знаний, который вернее было бы назвать уровнем незнания, директриса пришла в ужас от собственного решения. Но терять не заполненные ставки было жаль. Она и так еле уговорила Александра вести природоведение и ботанику.

Жить в новом срубе Маричка не стала, рассудив, что там придётся всё делать самой. Она поселилась в комнатке при школе, рассчитывая питаться в интернатовской столовой, а сыры и молочку брать у родителей. Мать расплакалась, наконец увидев свою девочку, кинулась обнять, но Маричка отшатнулась. Ей была неприятна эта постаревшая женщина в простой домотканой одежде. На спрятавшихся детей она даже не посмотрела.

– Я только возьму продукты и уйду, – ответила она на суету матери, начавшей собирать на стол, – а всё это упакуй мне с собой.

– А ну-ка, мать, стой! – рявкнул отец, появляясь на пороге. – Какие продукты, доченька? – нарочито ласково произнёс он. – Ты давай переодевайся, матери по хозяйству подсоби, с детьми двором займитесь, и тёплую одёжку детям справить пора, похолодает скоро.

– Опять прислугой сделать хотите… – разозлилась Маричка, – я теперь учительницей в школе буду, не к лицу мне в дерьме ковыряться.

– Значит деньги и продукты из дома, где детей оставила, к лицу, а помочь эти самые продукты изготовить, так мы гордые, педагоги мы… а ну выкатывайся отсюда! И чтоб я тебя не видел пока у матери прощения не попросишь и не поймёшь, что сыры на вербах не растут, они труда требуют.

Маричка еле тащилась на центральную, размазывая по лицу слёзы с дорожной пылью: «Да что я им сделала? За что они со мной так?». Она дошла до речки, с омерзением и дрожью умылась ледяной водой и успокоилась, подумав, что пока не знает как, но жестоко отомстит всем за пережитые унижения.

– Я дам ей денег, пусть возвращается в университет, – тяжело вздохнул Пётр.

– И ей сделаешь хуже, и себе, – возразил Саша, – любые деньги она тут же растратит, её содержать придётся и не факт, что лишь на время учёбы. Сейчас у тебя высокие заработки на волне сенсации, но дальше они снизятся.

– Мне много не надо. Проживу.

– Тебе не надо. А детям и одежда, и обувь и много всего ещё нужно. И на учёбу им деньги откладывать не помешает. Да и тебе учиться необходимо, чтобы стабильно в профессию войти.

– Так и она учиться хочет.

– Петро, разуй глаза. Она не учиться хочет, а жить ничего не делая. Поговори с ней на темы предметов, которые им преподавали в течение трёх лет. Полный нуль. Спрашивает зачем я через аквариум воздух прогоняю. Я объясняю ей, что так вода насыщается кислородом. А она смеётся, что я её за дуру держу, мол вода жидкость, а кислород газ, и как они могут смешиваться. И это после химии, коллоидной химии и атомной физики.

– Ну что рыба в пруду задыхается без кислорода, если много растений в воде это даже я знаю. Шутила наверно.

– Да уж какие шутки. Поговори с ней о чём серьёзном, сам поймёшь. Поедет в город, будет и дальше бездельничать, да жизнь прогуливать. Работая здесь в школе, она хоть что-то из учебников запомнит, а если втянется, может и развиваться начнёт, да человеком станет, а не пиявкой на родителях.

Маричка устало плелась к больничке, в надежде что Степанида покормит её и устроит отдыхать. «В городе без денег делать нечего, – рассуждала она, – но они же сами сказали, что мне на учебу деньги откладывали, а раз откладывали мне, значит это уже и не их деньги, а мои. Откладывали 17 лет, а отдавали только 3 года, а где остальные, за 14 лет? Зажали? Деньги я у них не заработала. Семнадцать лет на них пахала, а теперь мои дети на них работают, значит они мне должны, а не я им…».

Но врачихи дома не оказалось. А Степан и раньше Маричку не слишком привечал, а теперь и подавно. «И чего орать было, что у меня есть муж и дети, – недоумевала девушка, – а то я не знаю кто у меня есть. Да и вообще какое его дело. За что только хорошим человеком считается? Был бы хороший, накормил бы, посочувствовал, помог… а не выгонять сразу, да ещё и обзываться. Нет, валить надо отсюда. Вот поработаю я в этой дурацкой школе и пошлют меня на учительский