Иван Бунин - Том 1. Стихотворения

<1906–1909>

Песня («Зацвела на воле…»)*

Зацвела на волеВ поле бирюза.Да не смотрят в душуМилые глаза.

Помню, помню нежный,Безмятежный лен.Да далеко где-тоЗацветает он.

Помню, помню чистыйИ лучистый взгляд.Да поднять ресницыЛюди не велят.

<1906–1909>

Сполохи*

Взвевая легкие гардиныИ раздувая свет зарницы,Ночная близилась гроза.

Метался мрак, зеркал глубиныЛовили золото божницыИ чьи-то жуткие глаза.

Я замерла, не понимая,В какой я горнице. Крапива,Шумя, бежала под окном.

Зарница, яркая, немая,Мне говорила торопливоВсе об одном, все об одном.

Впервые нынче мы не лгали, —Дрожа от радости, впервыеСняла я тяжкое кольцо —

И в глубине зеркал мелькалиПокровы черно-гробовыеИ чье-то бледное лицо.

<1906–1909>

Ночные цикады*

Прибрежный хрящ и голые обрывыСтепных равнин луной озарены.Хрустальный звон сливает с небом нивы.

Цветы, колосья, травы им полны,Он ни на миг не молкнет, но не будитБесстрастной предрассветной тишины.

Ночь стелет тень и влажный берег студит,Ночь тянет вдаль свой невод золотой —И скоро блеск померкнет и убудет.

Но степь поет. Как колос налитой,Полна душа. Земля зовет: спешитеЛюбить, творить, пьянить себя мечтой!

От бледных звезд, раскинутых в зените,И до земли, где стынет лунный сон,Текут хрустально трепетные нити.

Из сонма жизней соткан этот звон.

10. IX.10

Пилигрим*

Стал на ковер, у якорных цепей,Босой, седой, в коротеньком халате,В большой чалме. Свежеет на закате,Ночь впереди — и тело радо ей.

Стал и простер ладони в муть зыбей:Как раб хранит заветный грош в заплате,Хранит душа одну мечту — о платеЗа труд земной — и вес скупей, скупей.

Орлиный клюв, глаза совы, но кроткиТеперь они: глядят туда, где синьСвятой страны, где слезы звезд — как четкиНа смуглой кисти Ангела Пустынь.

Открыто все: и сердце и ладони…И блещут, блещут слезы в небосклоне.

<1906–1910>

О Петре-разбойнике*

В воскресенье, раньше литургии,Раньше звона раннего, сиделиНа скамье, под ветхой белой хатой,Мать да сын — и на море глядели.

— Милый сын, прости старухе старой:Расскажи ей, отчего скучаешь, —Головой, до времени чубарой,Сумрачно и горестно качаешь?

Милый сын мой, в праздник люди кротки,Небо ясно, горы в небе четки,Синь залив, долины золотятся,Сквозь весенний тонкий пар глядятся.

— Был я, мать, в темнице в Цареграде,В кандалах холодных, на затворе,За железной ржавою решеткой,Да зато под ней шумело море.

Море пеной рассыпало гребниПо камням, на мелком сизом щебне,И на щебне этом чьи-то дети,Дети в красных фесочках, играли…

— Милый сын! Не дети: чертенята.— Мать, молчи. Я чахну от печали.

В воскресенье, после литургии,После полдня, к мужу подходилаСтатная нарядная хозяйка,Ласково за стол его просила.

Он сидел под солнцем, непокрытый,Черный от загара и небритый,Тер полою красного жупанаПо горячей стали ятагана.

— Господин! Что вижу? Ты — в работе,Двор не прибран, куры на омете,Ослик бродит, кактус обгрызает,Ян все утро с крыши не слезает.

Господин мой! Чем ты недоволен?Ты ль не счастлив, не богат, не волен?

— Был, жена, я в пытке и на дыбе,Восемь лет из плена видел воду,Белый парус в светлых искрах зыби,Голубые горы — и свободу…

— Господин! Свободу? Из темницы?— Замолчи. Пират вольнее птицы.

В воскресенье божье, на закатеБыло пусто в темной старой хате…Кто добром разбойника помянет?Как-то он на Страшный суд предстанет?

<1906–1910>

В первый раз*

Ночью лампа на окне стояла,Свет бросала в черный мокрый сад:Желтую лесовку озарялаИ цветник, расцветший в листопад.

Нянька у окна, на табурете,Штопала чулочки… Перед сном,Раздеваясь, поглядели детиНа листву и мальвы под окном.

И пока дремали, забывались,Думали о чем-то — в первый раз:Сказкой нерассказанной казалисьДом, и сад, и этот поздний час.

Дом был стар, как терем у Кощея,Расцветала пестрядь у стекла,И на свет глядела ночь, чернея…Но зачем ты, нянька, не спала!

<1906–1910>

При дороге*

Окно по ночам голубое,Да ветхо и криво оно:Сквозь стекла расплющенный месяцКак тусклое блещет пятно.

Дед рано ложится, а внучкеНеволя: лежи и не спиДа думай от скуки. А долгиОсенние ночи в степи!

Вчера чумаки проходилиПо шляху под хатой. БылаМорозная полночь. БлестелиКолеса, рога у вола.

Тянулась арба за арбою,И месяц глядел как живойНа шлях, на шагавшие тени,На борозды с мерзлой ботвой…

У Каспия тони, там хватитРаботы на всех — и давноУшла бы туда с чумаками,Да мило кривое окно.

28. I.11

Гелуан (под Каиром)

«Океан под ясною луной…»*

Океан под ясною луной,Теплой и высокой, бледнолицей,Льется гладкой, медленной волной,Озаряясь жаркою зарницей.

Всходят горы облачных громад:Гавриил, кадя небесным Силам,В темном фимиаме царских вратБлещет огнедышащим кадилом.

Индийский океан

25.11.11

«Мелькают дали, черные, слепые…»*

Мелькают дали, черные, слепые,Мелькает океана мертвый лик:Бог разверзает бездны голубые,Но лишь на краткий миг.

«Да будет свет!» Но гаснет свет, и сонныйТяжелый гул растет вослед за ним:Бог, в довременный хаос погруженный,Мрак сотрясает ропотом своим.

26.11.11

Ночлег*

Мир — лес, ночной приют птицы.

В вечерний час тепло во мраке леса,И в теплых водах меркнет свет зари.Пади во мрак зеленого навеса —И, приютясь, замри.

А ранним утром, белым и росистым,Взмахни крылом, среди листвы шурша,И растворись, исчезни в небе чистом —Вернись на родину, душа!

Индийский океан, 11.11

Зов*

Как старым морякам, живущим на покое,Все снится по ночам пространство голубоеИ сети зыбких вант, — как верят моряки,Что их моря зовут в часы ночной тоски,Так кличут и меня мои воспоминанья:На новые пути, на новые скитаньяВелят они вставать — в те страны, в те моря,Где только бы тогда я кинул якоря,Когда б заветную увидел Атлантиду.В родные гавани вовеки я не вниду,Но знаю, что и мне, в предсмертных снах моих,Все будет сниться сеть канатов смоляныхНад бездной голубой, над зыбью океана:Да чутко встану я на голос Капитана!

8. VII.11