Стихи. 1964–1984 - Виктор Борисович Кривулин

class="v">они мертвеют на мгновенье

наколоты на тонкий стих

на приблизительную правду

они мертвеют – и застыв

живут похожи и сохранны

и обществом обведены

живут – Господь их сохрани! –

в музее мглы богоизбранной

«Но какая тоска – и такая тоска по черченью!..»

Но какая тоска – и такая тоска по черченью!

и гаданье по контурным картам по чистым

вариантам пространства и предназначенья

безграничного – или гранича с бесчинством

безымянная всюду провинция, без различенья

человеческих форм, оживает по праздничным числам

и волнуется схема налитая кровью

и среда обитанья свои расставляет условья

Восьмиуглые звезды – они управляли но грели

теплоход заменяя на парусник, ракообразное время

разжимает клешни, – расширяясь, пещерные щели

выпускают наружу каких-то – отвергнутых всеми

голосами природы, каких-то прозрачных и еле

ощутимых существ – полумертвые гипербореи

обитатели сна из-под глубоководного спуда

выползают на солнце и греются и – ежегодное чудо! –

расцветают бесцветные карты, цветут мириады названий

рвутся и воскресают, воздушный покров разрывая.

«доходят новости. Я вижу из окна…»

доходят новости. Я вижу из окна –

седой поэт из юношей архивных

пересекает улицу над ним

дневная движется луна

почти воображаемого диска

сочувствие – святой Иероним

лаская льва. Но вряд ли на стене

оно когда-нибудь висело!

и новости доходят как во сне

минуя мозг и проницая тело

и отвечает кожа наобум

то стягиванием то расширеньем

на внутренний и внешний шум

гасимые церковным пеньем

Бегство в Египет

почти во времени почти

на месте – в центре перекрестья

прицельного – почти на месте

но трудно дух перевести.

преследованье и зачем-то

оглядываясь, обрести

в апреле воздух кватроченто

и вдох и отдых на пути

в египет. бегство. край картины

тенистый и непроходимый

родник, и ангел, и осел

семья бегущая за раму –

все это сбоку, ну а прямо

по центру – чистый произвол

руин оптических античных

колонны падающий ствол

и на скульптурах симметричных

змей виноградный винт пурпурный

бедро горячее оплел.

преследование. дежурный

хранитель торопясь домой

глядит на зрителей последних

настойчиво – из долголетних

окон передвечерний зной

просачивается – и в зале

перед картиной теневой

осталось трое. мы в начале

неочевидного пути

почти во времени почти

с лучистой картой за плечами

«где сиреневая мрела…»

где сиреневая мрела

перевернутой дугою

тень от Синего моста –

там совсем уже другое

состояние и стоя

сокрушенно и смиренно

вижу новые места

не успеешь кончить фразу

тень от синего моста

стала ржавой или рыжей

и такая духота

все охватывает сразу

что за маревом не вижу

дальше собственного глаза

дальше синего моста

«раздавшаяся между двух…»

раздавшаяся между двух

больниц – расправившая стены

темно-кирпичная тюрьма

среди весны и прелести мгновенной

в огне полуденном темна

является как бесприютный дух

соседствующий с ней концертный зал

как бы оглох и спрятался поглубже

с дурной акустикой внутри…

одну и ту же музыку, все ту же

веревку неделимую на дни

заводит пианист – и вот оно: связал

потустороннее с наземным

и погребенье – с воскресеньем

«торговый гомон у ларька…»

торговый гомон у ларька

внезапно вспыхнувшая ругань

доносится издалека

из жизни обведенной кругом

ее природное кольцо

незамкнуто – но драгоценный

закат на уличные сцены

почти на каждое лицо

набрасывает серебристый

холодный отсвет серебра

и очередь – почти игра

в рулетку, род самоубийства,

стоит построена дугой

как будто вынесен за скобки

телесный бог природный строй

и обитатель расписной

неловко склеенной коробки

«на созерцание чудес…»

на созерцание чудес

настроясь в рощу световую

мы погружаемся и я не существую

но резко озаренный лес

ложноготических наверший

живет играючи на разные лады

тень облака на крыше и следы

сквозящего присутствия умерших

или уехавших – но все освещены

утроенным усемеренным светом

одной секунды и сплошной весны

какая не граничит с летом

Корона из дубовых листьев

Пять стихотворений, написанных в октябре 1979 года

«где сны с марширующей каской катящейся штукой…»

где сны с марширующей каской катящейся штукой

такие ровные сны

когда во рту приоткрытом

таинственно розовы десны

о сад офицерских детей

в городках обнесенных оградкой

где звезда выцветая в просветах ветвей

бледно-розовой теплится, передрассветной лампадкой

о нежная техника сна

из ворот выбегая

громыхая на лапах еловых

о малина пушистая жаркая и меховая

и словно бы вся сплетена

из огней разноцветных – зарыться в нее с головою

со звоном в ушах!

«короны из листьев дубовых…»

короны из листьев дубовых

светильники спуска в метро

глубокие общецерковные свечи

и тусклая бронза и старческое серебро

и своды и все путешествие – повод

к необнаруженной Встрече

ретро – и мольба в обращении кверху

ретро или скорбь в ускользаньи под землю

и гипсово-белый туннель

как пятничный вечер на Страстной седмице

втекает в раздавшиеся глазницы

швыряет на мраморную постель

и вот в ежедневном учебнике смерти

в лучебнике самодвиженья из бездны

сверкнет на портфеле замок –