И повсюду космос. Избранные стихотворения и поэмы - Виктор Александрович Соснора

Бахчисарай,

татары мысли развивали,

к утру утих собачий лай,

все

очаги разогревали.

Торговец стриг своих овец,

У тиглей хлопотал кузнец.

Жемчуголов ловил свой перл.

Рабы свою баржу смолили.

Лишь муэдзин молитву пел

и поздравлял татар с молитвой.

Феерия

Отрывок

Уснули улицы-кварталы

столичной службы и труда.

Скульптуры конные – кентавры,

и воздух в звездах как вода.

И воздух в звездах, и скульптуры

абстрактных маршалов,

              матрон.

И человек с лицом Сатурна

спит на решетке у метро.

На узких улицах монахи

в туннелях из машин снуют,

на малолюдном Монпарнасе

нам мандарины продают,

стоит Бальзак на расстояньи

(не мрамор – а мечта и мощь!).

Все восемь тысяч ресторанов

обслуживают нашу ночь!

На площади Пигаль салоны:

там страсти тайные, и там…

А птицы падают, как слезы,

на Нотр-Дам,

на Нотр-Дам!

Фрагменты

Куда ведете вы меня, Вергилий.

(Данте)

. . . . . . . . . . . . . . . .

Я не кричал ни «СОС», ни «МАМА»!

Судьба судьбой – сама собой.

Я – заблудился.

          На Монмартре

белел чудовищный собор,

слепая ваза византийства

(кто им Париж короновал?),

как белый ворон, как вития,

мои молитвы колдовал

не

мой собор.

       Меня мутило

(мир – в электрическом огне!).

Куда вели меня, мой тихий?

Вы знаете язык. – Я – нем!

Я нем, как номер на витрине,

а на Монмартре их – мильон!

Куда вели меня, Вергилий?

В какой Париж?

          В бреду моем

кто мне забрезжит? Где вы, спутник?

Вергилий в Лувре. Он без сил.

Он перед истинным искусством

устало трогает усы.

Туристы – статуи валькирий —

на цыпочках шли на Монмартр…

Я видел – вы ушли, Вергилий,

большой и пасмурный, в туман…

И выбегали манекены.

О рукоплещущий гарем!

О элегантные макеты

с телами нежными, как крем!

У этих дам краснели губы

смородиною сентября,

торжественно звучали зубы,

как клавиши из серебра!

И обнимали на Монмартре

меня

за ум и за талант.

Но холодны, как минералы,

наманикюрены тела.

Соборы – кактусы в саванне,

за стеклами машин —

             собаки…

Где люди? Где живые? Где вы?

Но у людей свои уделы.

Но у людей свои надежды,

свои де Голли, свой ажан,

свои и оды и одежды,

и все – свое!

        И я бежал!

. . . . . . . . . . . . .

И я бежал, как тень машины,

по циклопической стене.

Салоны музыкой манили,

мигая на одной струне.

Мигали улицы – могилы

(фонарь карманный нес ажан!).

Молясь иогам и богиням,

я, как сомнамбула, бежал!

Очнулся где?

Где очутился?

Любимая, чего достиг?

До смерти мне шага четыре,

а до тебя мне

        не дойти!

…Дом Радио.

– Бежишь? Боишься?

– Не страх, не страх в моей душе.

– Дом этот – камертон Парижа,

конструкция его ушей!

– Я не боюсь, что я подслушан,

поставят в минус или в плюс,

дышу похуже ли, получше,

и ничего я

      не боюсь:

ни смерти, ни бессмертной славы, —

за ОСТАЛЬНЫХ боюсь…

              Скорей!

Дом Инвалидов в лунах слабых

и, наконец, отель «Кере».

. . . . . . . . . . .

Вбежал!

Гарсон готов к поклону.

В мундире неба он. Уют.

Вергилий мой ходил по холлу,

Вергилий жаждал интервью,

он был с магнитофоном тайным,

он бледен был,

сказал в упор:

– О Господи! Да вы не Данте!

Да вы двойник Эдгара По!

Смеялись. Но изнеможенье

прошло. Смеялся. А потом,

не сделав лишнего движенья,

я только застегнул пальто.

И вышел (воздух был – как уксус!

луна – как жерло! я – сипай!)

в безлюдные туннели улиц.

И пересек бульвар Распай.

Леонид Мартынов в Париже

Вы видели Мартынова в Париже?

Мемориальны голуби бульваров:

сиреневые луковицы неба

на лапках нарисованных бегут.

Париж сопротивляется модерну.

Монахини в отелях антикварных

читают антикварные молитвы.

Их лица забинтованы до глаз.

Вы видели Мартынова в Париже?

Мартынов запрокидывал лицо.

Я знаю: вырезал краснодеревщик

его лицо, и волосы, и пальцы.

О как летали золотые листья!

Они летали хором с голубями.

Они, как уши мамонтов, летали,

отлитые из золота пружины.

Какие развлеченья нам сулили!

Какие результаты конференций!

Видения вандомские Парижа!

А он в Париже камни собирал.

Спиной к Парижу, к Эйфелевой башне,

он собирал загадочные кремни.

Он говорил загадочные фразы:

– У вас Париж, у нас – свои снега.

Вы не читали Гегеля, младенец?

– Нет, не читал.

– А что же вы читали?

– Сейчас читаю партитуры опер.

– Зачем? Безумец! Слушайте, о, Слуцкий!

Чудак читает партитуры опер!

Сейчас мы вас отлично развенчаем:

где ваши развлеченья? результаты?!

А сам в Париже камни собирал.