Судьба и случай. Стихи из разных книг - Татьяна Витальевна Кузовлева

до темноты.

Какие тени мне маячили

За гранью жаркого луча!

И я себе казалась мальчиком,

Тебе доросшим до плеча.

Какие улицы открыли мы,

Какие площади нашли!

Бульвары вдоль трамвайной линии

Качались, словно корабли.

Пока что нам смеялось слажено,

Но в ту весну и в том году

Уже я знала, что однажды

Я на свиданье не приду.

И почему-то чаще, чаще

Всходило где-то на пути,

Что это всё – ещё не счастье,

А счастье будет впереди.

1960

«Мне Волга повелела окать…»

Мне Волга повелела окать.

Я в этом сказочном краю

Тебе, Июль, кладу на локоть

Ладонь горячую свою.

И говорю тебе: – Послушай!

И говорю тебе: – Пойми!

А ты мне: – Молока откушай,

Ржаного хлеба отломи!

И слушай, как поётся Волге,

Как возле самых берегов

По трапам узеньким и волглым

Гремят ботинки речников,

Как ждут девчонки их под вязами,

К вискам прилаживая цвет…

Ах, сказы, сказы и пересказами,

Займётся розовый рассвет,

На пристани проснётся рынок

И то под топот, то под гуд

К ней волны тяжкие, как рыбы,

Блестя боками поплывут.

Как нарочита в них та леность,

Как много силы в глубине!

 Мой месяц, месяц, месяц летний,

 Постой, прислушайся ко мне:

Я наклонюсь к тебе, и жарко

 Мне в губы сладостью дохнёшь.

 Я стану маленькой и жадной,

 Сгребая ягоды с ладош,

 И руки, сладкие от ягод,

 Тебе навстречу протяну.

 Поймёшь ли, месяц, эту тягу,

 Полёт в твою голубизну,

 Когда к песку, где сохнут волны,

 Прижавшись краешком щеки,

 Я засыпала возле Волги,

 Как продолжение реки.

1961

Мастер

М. Светлову

О Мастер, научи меня лепить,

Дай мне секрет смешения породы.

О Мастер, научи меня любить

Твои победы и твои пороки.

Я трижды славлю руки мастеров

В их страстности,

в их трепетности, плавности…

Но по ночам я плачу в бесталанности

И трижды проклинаю мастеров.

Они вершат свой непредвзятый суд

И отвергают суету и спешку.

И в творчество загадочно несут

Неизъяснимо добрую усмешку.

Я перед входом дерзостно стою,

Но если я порог переступаю,

Я снова, как в святилище, вступаю

В земную неустроенность твою.

Неверием своим меня казни

И верой незаслуженно измучай,

Пусть я не стану лучшею из лучших,

Но что смогу – тебе даю: возьми!

Ещё мне долго в дверь твою стучать

И имя твоё светлое тревожить.

Ещё мне долго плакать по ночам

До той поры, пока я стану строже.

Ещё дойти мне до своей любви,

Чужие и свои врачуя раны.

Но доживи, но только доживи

До той поры,

      когда я тоже встану.

1961

Алёнушка

О как природа своевольна

И как грустит её мотив!

Стоят леса, как воеводы,

На лица шлемы опустив.

И, как сквозь строй, через леса

Проходит девочка, боса.

Её коротенькое платьице

Под солнцем плавится и плавится.

А как зовут её? Постой!

Чертёж тех букв совсем простой.

Он вычерчен на тропке хвойной

Коричневым по желтизне.

А что та девочка откроет —

Покуда не известно мне.

Но знаю, знаю: есть тропинка —

Ах, как узка она в лесу! —

И расступаются травинки,

И застывают на весу.

И, не вникая, не гадая

О сути этого пути,

Проходит девочка худая

С паролем простеньким:

– Пусти!

– Пусти! – и сосны расступаются,

– Пусти! – и горы раздвигаются.

– Пусти! – и вечно на пути

Слепое женское «пусти!».

О, эта тяга к песнопенью

И ощущение прыжка,

И нет земного притяженья,

И только стонут облака,

И всходит солнце с мыса Дежнева,

У облаков горят края.

– Пусти!.. —

Но, девочка моя,

Тебя давно никто не держит.

Иди! Срывай с ветвей забрала

И шишками стреляй в стволы.

Талантлива и своенравна

Алёнушка моей страны.

Вот так сквозь все тысячелетья

Порыв неудержимо чист.

– Пусти! – ты разрываешь ветер,

И желудёвый твой браслетик

По тонким косточкам стучит.

1961

«Избушки занесённый остов…»

Избушки занесённый остов,

И запах хвои и чудес.

Как мост висячий через лес,

Проходит просека сквозь сосны.

Я не аукаю. Бегу.

Лыжню сквозь сосны заплетаю

И воздух в губы принимаю,

Как сок на хвое и снегу.

Есть стойбище в пяти шагах.

В нём тонконогие олени.

Их губы мягкие алеют,

И страх мерещится в зрачках.

Там люди в куртках меховых

Сожмут в тисках оленье тело,

И зверь забьётся оголтело,

Не в силах вырвать головы.

И тяжесть пант, как двух ветвей,

Падет к ослабнувшим коленям,

И сын загонщика оленей

Протянет кружку мне: – Отпей!

В ней кровь, замешанная круто

В горячем беге по земле,

Она стремительно и люто

Всё горло прожигает мне.

Бежать, бежать – есть скорость бега,

Похожая на скорость крыл!

И хлопья бешеного снега

За мною падают без сил.

1961

Горшечник