Избранное - Высоцкий Владимир Семенович

Замучились вы с иксами, запутались в нулях!

Сидите, разлагаете молекулы на атомы,

Забыв, что разлагается картофель на полях.

Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь

И корни извлекаете по десять раз на дню.

Ох, вы там добалуетесь! Ох, вы доизвлекаетесь,

Пока сгниёт, заплесневет картофель на корню!

Автобусом до Сходни доезжаем,

А там — рысцой, и не стонать!

Небось, картошку все мы уважаем,

Когда с сольцой её намять!

Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль

С лопатами проявите здесь свой патриотизм.

А то вы всем кагалом там набросились на опухоль,

Собак ножами режете, а это — бандитизм.

Товарищи учёные, кончайте поножовщину,

Бросайте ваши опыты, гидрит и ангидрит!

Садитесь вон в полуторки, валяйте к нам, в Тамбовщину,

А гамма-излучение денёк повременит.

Автобусом к Тамбову подъезжаем,

А там — рысцой, и не стонать!

Небось, картошку все мы уважаем,

Когда с сольцой её намять!

К нам можно даже с семьями, с друзьями и знакомыми.

Мы славно здесь разместимся, и скажете потом,

Что бог, мол, с ними, с генами!

Бог с ними, с хромосомами!

Мы славно поработали и славно отдохнём.

Товарищи учёные, Эйнштейны драгоценные,

Ньютоны ненаглядные, любимые до слёз!

Ведь лягут в землю общую останки наши бренные,

Земле — ей всё едино: апатиты и навоз.

Автобусом до Сходни доезжаем,

А там — рысцой, и не стонать!

Небось, картошку все мы уважаем,

Когда с сольцой её намять!

Так приезжайте, милые, рядами и колоннами.

Хотя вы все там химики и нет на вас креста,

Но вы же там задохнетесь за синхрофазотронами —

А здесь места отменные, воздушные места!

Товарищи учёные! Не сумлевайтесь, милые:

Коль что у вас не ладится — ну, там, не тот аффект,

Мы мигом к вам заявимся с лопатами и вилами,

Денёчек покумекаем — и выправим дефект.

[1973]

* * *

Зря ты, Ванечка, бредёшь

Вдоль оврага.

На пути — каменья сплошь,

Резвы ножки обобьёшь,

Бедолага!

Тело в эдакой ходьбе

Ты измучил,

И похоже, что себе

Сам наскучил.

Стал на беглого похож

Аль на странничка.

Может, сядешь, отдохнёшь,

Ваня-Ванечка?!

Что, Ванюша, путь трудней?

Хворь напала?

Вьётся тропка меж корней,—

До конца пройти по ней —

Жизни мало.

Славно, коль судьбу узнал

Распрекрасну,

Ну, а вдруг коней загнал

Понапрасну?!

Али вольное жильё

Слаще пряничка?

Ах, ты горюшко моё,

Ваня-Ванечка!

Ходют слухи, будто сник

Да бедуешь.

Кудри сбросил, как без них?

Сыт ли ты, или привык —

Голодуешь?

Хорошо ли бобылём

Да без крова?

Это, Ваня, не путём,—

Непутёво!

Горемычный мой, дошел

Ты до краешка!

Тополь твой уже отцвёл,

Ваня-Ванюшка!

[1973]

АГЕНТ 07

Себя от надоевшей славы спрятав

В одном из их соединенных штатов,

В глуши и в дебрях чуждых нам систем

Жил-был — известный больше, чем Иуда,

Живое порожденье Голливуда —

Артист, шпион, Джеймс Бонд, агент 07.

Был этот самый парень —

Звезда, ни дать ни взять.

Настолько популярен,

Что страшно рассказать.

Да шуточное ль дело —

Почти что полубог.

Известный всем Марчелло

В сравненьи с ним — щенок.

Он на своей на загородной вилле

Скрывался, чтоб его не подловили,

И умирал от скуки и тоски.

А то, бывало, встретят у квартиры,

Набросятся — и рвут на сувениры

Последние штаны и пиджаки.

Вот так и жил, как в клетке,

Ну, а в кино — потел,

Различные разведки

Дурачил как хотел:

То ходит в чьей-то шкуре,

То в пепельнице спит,

А то на абажуре Кого-то соблазнит.

И вот артиста этого, Джеймс Бонда,

Товарищи из Госа-фильмо-фонда

В совместную картину к нам зовут.

Чтоб граждане его не узнавали,

Он к нам решил приехать в одеяле —

Мол, все равно на клочья разорвут.

Вы посудите сами:

На проводах в ЮСА

Все хиппи с волосами

Побрили волоса.

С него сорвали свитер,

Отгрызли вмиг часы

И растащили плиты

Со взлетной полосы.

И вот в Москве нисходит он по трапу,

Дает доллар носильщику на лапу

И прикрывает личность на ходу.

Вдруг кто-то — шасть на газике к агенту

И — киноленту, вместо документу,

Что, мол, свои, мол, хау-ду-ю-ду.

Огромная колонна

Стоит сама в себе —

Встречает чемпиона

По стендовой стрельбе.

Попал во все, что было,

Он выстрелом с руки.

Бабьё с ума сходило

И даже мужики.

Довольный, что его не узнавали,

Он одеяло снял в «Национале»,

Но, несмотря на личность и акцент,

Его там обозвали оборванцем,

Который притворялся иностранцем

И заявлял, что, дескать, он — агент.

Швейцар его — за ворот.

Решил открыться он:

— 07—я!

— Вам межгород?

Так надо взять талон!

Во рту скопилась пена

И горькая слюна,

Он в позе супермена

Уселся у окна.

Но тут киношестерки прибежали

И недоразумение замяли,

И разменяли фунты на рубли.

Уборщица ворчала: — Вот же пройда!

Подумаешь — агентишка какой-то!

У нас в десятом — принц из Сомали!

[1973]

* * *

Штормит весь вечер, и, пока

Заплаты пенные латают

Разорванные швы песка,

Я наблюдаю свысока,

Как волны головы ломают.

И я сочувствую — слегка —

Погибшим, но издалека.

Я слышу хрип и смертный стон,

И ярость, что не уцелели.

Еще бы! Взять такой разгон,

Набраться сил, пробить заслон —

И голову сломать у цели!

И я сочувствую — слегка —

Погибшим, но издалека.

Ах, гривы белые судьбы!

Пред смертью, словно хорошея,

По зову боевой трубы

Взлетают волны на дыбы,

Ломают выгнутые шеи

И мы сочувствуем — слегка —

Погибшим, им, издалека.

А ветер снова в гребни бьет

И гривы пенные ерошит.

Волна барьера не возьмет,

Ей кто-то ноги подсечет —

И рухнет взмыленная лошадь.

И посочувствуют — слегка —

Погибшей, ей, издалека.

Придет и мой черед вослед.

Мне дуют в спину, гонят к краю.

В душе предчувствие, как бред,

Что надломлю себе хребет

И тоже голову сломаю.

Мне посочувствуют — слегка —

Погибшему — издалека.

Так многие сидят в веках

На берегах и наблюдают,

Внимательно и зорко, как

Другие рядом на камнях

Хребты и головы ломают.

Они сочувствуют — слегка —

Погибшим. Но издалека.

Но в сумерках морского дна,

В глубинах тайных, кашалотьих,

Родится и взойдет одна

Неимоверная волна…

На берег ринется она

И наблюдающих поглотит!

Я посочувствую — слегка —

Погибшим, им, издалека.

[1973]

* * *

Дурацкий сон, как кистенём,

Избил нещадно.

Невнятно выглядел я в нём

И неприглядно.

Во сне я лгал и предавал,

И льстил легко я…

А я и не подозревал

В себе такое.

Ещё сжимал я кулаки

И бил с натугой,

Но мягкой кистию руки,

А не упругой.

Тускнело сновиденье, но

Опять являлось.

Смыкались веки, и оно

Возобновлялось.

Я не шагал, а семенил

На ровном брусе,

Ни разу ногу не сменил, —

Трусил и трусил.

Я перед сильным лебезил,

Пред злобным гнулся.

И сам себе я мерзок был,

Но не проснулся.

Да это бред — я свой же стон

Слыхал сквозь дрёму.

Но это мне приснился сон,

А не другому.