Избранные произведения драматургов Азии - Мохан Ракеш

были только охотничьими ружьями. Начальник округа выстрелил несколько раз, потом перерезал колючую проволоку и удрал. Народ бросился в управу и все, что там было, — разные бумаги, судебные дела — свалили в кучу и подожгли. Печать начальника округа тоже туда, в огонь, бросили. Конфисковали оружие и пишущую машинку, все остальное разнесли в щепы.

Т х а й (качая головой). Зачем же? Зря.

К ы у. А в Биньза вооруженные солдаты сами разбегались целыми отрядами — никто удержать их не мог. Там француз был один, перекупщик, он как увидел такое дело, уселся и рыдал целый день. (Все смеются.) Потом бежал вместе с женой и детьми. Народ захватил укрепление. Вьетнамцы-солдаты, капралы, сержанты, их оставалось уже мало, — перешли на нашу сторону. Захвачено было тридцать отличных винтовок и двенадцать ящиков с патронами. Люди радовались, ликовали, винтовки и патроны носили по деревням, показывали. Женщины с детьми и то выбегали посмотреть.

С т а р ы й  Ф ы о н г. И кто бы мог подумать, что…

К ы у. Да-а… Потом французы подписали с японцами договор, солдаты опять пришли в Моняй и Биньза. И начали зверствовать. Обстреляли все деревни — свинцовый душ устроили, затем ворвались в селения, арестовали массу народа, вывели на рыночную площадь и расстреляли. А сколько домов сожгли. Забрали все подчистую: свиней, кур, рис. А еще пригрозили: кто не сдаст винтовки и патроны, тот пулю в лоб получит. Народ слаб оказался — принесли ящики с патронами, сдали. Некоторые наши ребята с досады слезу пустили.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Можно было умереть с досады, не то что слезу пустить.

К ы у. Народ запаниковал, разбежался, попрятался, рис в пещерах захоронили. Многие семьи укрылись в наших краях. Все плачут они, не наплачутся — дети, старики; посмотришь — жалость берет.

Т х а й. Эти тэи дикарей перещеголяли.

К ы у. Народ в тех округах голову поднять не смеет. Враг собирается добраться и до наших мест. Но у нас тут есть крепкие люди, да и у тебя голова на плечах. Мы весь народ поднимем, возьмем ножи, винтовки, дубинки, разделимся на отряды, перекроем дороги, врагу не пройти. Такая война — для нас милое дело. Кто сюда сунется — получит по заслугам. Подкараулим — и живо сбросим в пропасть. Никаких выстрелов — а бандит уже готов. Случалось нам их с самой вершины сбрасывать — всю башку себе размозжит, пока слетит вниз по скалам. В этом деле, между прочим, уважаемый Фыонг — большой мастер.

Т х а й. Вы меня потом поучите, как устраивать засаду, отец. Рассказывай дальше, Кыу.

К ы у. Полмесяца уже прошло, как тэи с перепугу не показывают сюда носа. Не то что раньше. А народ везде поднимается, борется против зверств, убивает псов-предателей.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Дело идет на лад.

К ы у. Мы действуем так, как ты нам советовал, — постоянно атакуем врага. Сначала мы вышибли солдат из укрепленного пункта. Во-вторых, ударили по отряду, который стоял в деревне, где старостой был Хыонг. В-третьих, окружили укрепление в Вуланге и захватили его. Когда взяли Вуланг, все просто ликовали. Народ потянулся со всех сторон с оружием, с продовольствием. Это для нас хорошая подмога. Каждый день сейчас будто праздник. Так-то вот, Тхай.

Т х а й. Захват Вуланга — такое большое дело, что оно в историю нашей революции войдет. Мы, когда услышали об этом, очень были рады.

С т а р ы й  Ф ы о н г. Теперь Вуланг тэям ни за что не отдадим. Ты пошел, посмотрел бы. Я сам кирпичи носил, землю таскал; все — старики и молодежь, мужчины и женщины — с коромыслами на плечах целыми днями вереницей ходили туда-обратно, шли и пели. Никто об усталости и не думал. А тебе не повезло, я скажу. Ведь ты здесь все революционное дело начинал, но последние дни быть в наших краях тебе не привелось. Кыу у нас с речами выступал, я тоже вздумал несколько слов сказать — засмеяли, совсем меня засмеяли.

Т х а й. Как же это так?

К ы у. Народ любит старого Фыонга. Нет, его не засмеяли. Он вышел вперед речь держать — все ему захлопали. А он взял да и тоже захлопал, тогда-то люди и засмеялись. Но это — хороший смех. Народ Фыонга любит.

Т х а й. Отцу хлопать тоже не запрещается, что здесь дурного?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Если выходишь говорить и люди тебе хлопают — это одно, а если сам себе хлопаешь — какая-то глупость получается. Ну, я в тот момент засмущался, а ладоши сами собой захлопали. (Хлопает в ладоши.) Понимаю, что смешно, а сам все хлопаю, вроде бы знак подаю, чтоб мне еще сильнее хлопали. Посмеялись надо мной славно.

Т х а й. Тем лучше. Что из того?

К ы у. Почтенный Фыонг там хорошие слова сказал, теперь люди их повторяют: «Мол, раньше, при империалистах, мы между собой были словно курица-наседка с утенком: наседки ведь утят никогда не любили. Теперь же мы как наседка с цыпленком: цыплят-то наседки любят».

Т х а й (захлопав в ладоши). Хорошо сказано, почтенный Фыонг.

К ы у (хлопая в ладоши). Ура, почтенный Фыонг!

С т а р ы й  Ф ы о н г (тоже захлопав в ладоши). Эх, опять невпопад…

Все смеются.

Т х а й. А настроение у народа боевое?

С т а р ы й  Ф ы о н г. Сразу видно, что ты только-только приехал. У нас тут люди всех народностей: тхо, маны, кини, нунги[34] — объединились, сдружились, как братья в одной семье. Все мы — бойцы, товарищи. Женщины, девушки за всякое дело берутся с радостью, тоже революцию делают, тоже воюют, даже старушки, которые ничем уж помочь не могут, дома сидят, молятся за победу революции. Вчера в Вуланге несколько человек выступали на митинге, хорошо, правильно говорили. Вот только моя жена да дочь на улицу ни ногой, просто срам мне старому.

Т х а й. Не беспокойтесь, все будет хорошо. Раньше-то среди женщин здесь никакой работы не вели, а теперь, сами, отец, говорите, дело пошло на лад.

С т а р ы й  Ф ы о н г. На демонстрациях и митингах у нас просто замечательно. Ликует народ. Кругом оживленье, кругом радость. Митинги во всех деревнях прошли. Где собиралось всего человек тридцать — сорок, а где и три — четыре сотни. Товарищи из народности ман, нунг тоже выступали. Сначала было так: скажешь, мол, на митинг ступайте — от страха дрожат. А теперь удивительно хорошо получается. Хлопают так, что все вокруг грохочет; птицы с гор взлетают нам на радость. А на демонстрациях еще веселее. Народ выходит и в солнцепек, и в дождь. Через горы, через джунгли идут. Позавчера демонстрация до самого Вуланга дошла, длинный хвост тянулся. И чем дальше шли, тем многолюдней становилось. Даже бросали рис жать и присоединялись. Несколько раз по вечерам с факелами ходили. Я все про позавчерашнюю демонстрацию хочу рассказать: половину пути к Вулангу шли в темноте; были и старики с посохами, и старушки с младенцами. Все дела