Портрет лива в Старой Риге - Гунар Рейнгольдович Приеде

нездорова… Теперь у нас пишут об этих болезнях, а в ту пору делали вид, будто их давно и в помине нет, и Парсла, выросшая в добропорядочной учительской семье, наивно полагала, что нечто подобное может случиться в Сингапуре или Гонконге. Вначале она ничего не понимала, потом жутко перепугалась, долго не решалась пойти к врачу…

И р м г а р д е. Более мой.

С м у й д р а. Парнишка оказался не многим умнее, а когда все осознал, с отчаяния покончил с собой. Столько времени прошло, а Парсла и сейчас не может говорить об этом спокойно.

И р м г а р д е. Боже мой, боже мой. Ну, глупые дети.

Появляется  А с т р и д  М е д н и с. Лицо в нескольких местах заклеено пластырем, все остальные возможные ушибы и ссадины скрывает пижама. Больничный наряд «облегает» стройную фигуру Астрида примерно так же, как и первая пижама Инта Гарайса.

А с т р и д. Добрый день.

И р м г а р д е  кивает и, забрав книгу, уходит вправо.

С м у й д р а. Перевязали?

А с т р и д. Только что.

С м у й д р а. Больно было?

А с т р и д. Не без этого.

С м у й д р а. Надо потерпеть, Астрид. Доктор мне сказал, твой доктор, что мы должны радоваться, тебе просто повезло, считай, испугом отделался.

А с т р и д. Мне самому казалось иначе.

С м у й д р а. Ну, я уезжаю. Утром мы все обсудили, не так ли?

А с т р и д. Вот теперь ты моя прежняя Смуйдра…

С м у й д р а. Сменила одежду. Только и всего.

А с т р и д. И все же… Смуйдра, я утром не рассказал тебе всего, что было…

С м у й д р а. О моей болезни?

А с т р и д. О том, что я собирался удрать, и, в общем-то, уже удирал, сев за руль «Жигулей»…

С м у й д р а. Не понимаю.

А с т р и д. Видишь ли, как бы лучше тебе объяснить… И среди мужчин моего возраста найдутся экземпляры, как выражается моя мама, с душой сестры милосердия, но я, к сожалению, к ним не отношусь… Что делать! Позавчера, когда я пришел в себя после первого ошеломительного удара в кабинете доктора Гайлиса и осознал, что мы с тобой, быть может, уж никогда… Смуйдра, я хочу, чтобы ты знала, как все случилось… Эта мысль была для меня мучительна, сама понимаешь, но я был бы лицемером, Смуйдра, вздумай я отрицать, что ты нужна мне молодая, красивая и здоровая… Возможно, я излишне откровенен, прости, но… в тот момент, видишь ли…

С м у й д р а. Продолжай.

Слева выкатывается каталка с подготовленной к операции  П а р с л о й  Д р у л л е. Рядом величаво шагает сестра  Р у т а. Каталку катит фельдшер  У л д и с. У сестры и фельдшера лица прикрыты марлевыми повязками, видны только глаза. Справа возвращается  И р м г а р д е, преграждает дорогу. Каталка останавливается.

И р м г а р д е (лежащей Парсле). Не сердитесь на меня, пожалуйста, за резкие слова…

Парсла молча отворачивается.

Не сердитесь. Я буду за вас болеть.

С м у й д р а. Парсла, я тоже.

Появляется  с т а р ш а я  с е с т р а.

Ирмгарде отходит в сторону.

Каталку увозят.

C т а р ш а я  с е с т р а. Медне, мы можем идти?

С м у й д р а. Да, сейчас.

C т а р ш а я  с е с т р а. Ваши друзья позвонили снизу, они уже подъехали и ждут вас.

А с т р и д. Какие друзья?

С м у й д р а. Те, что отвезут меня в Дзербене, я должна убедиться, действительно ли там Иевине так хорошо, как ты расписываешь.

А с т р и д. А твоя новая больница?

С м у й д р а. Пусть это тебя больше не волнует. Поправляйся. Пей лекарства, слушайся доктора, меньше кури… До свиданья.

А с т р и д. Смуйдра, ты…

С м у й д р а. До свиданья. Всего доброго, Ирмгарде.

И р м г а р д е. Всего самого лучшего, Смуйдра. И за вас я буду болеть.

С м у й д р а. Спасибо, а я — за вас.

Смуйдра со старшей сестрой направляется влево.

А с т р и д. Смуйдра!

С м у й д р а (оглядывается). Ну?

А с т р и д. И ты так уйдешь?

С м у й д р а. Ты сказал, я нужна тебе красивая и здоровая… Прости, что говорю в присутствии посторонних, но если останусь жива — а я знаю, я верю, что буду жить! — ты мне больше никакой не нужен. Уж извини. (Уходит.)

А с т р и д, в недоумении пожав плечами, следует за ней. Ирмгарде остается одна, как в начале.

Справа появляется  А г а т а  с чистым постельным бельем. Замечает Ирмгарде, останавливается, вроде бы собираясь что-то сказать, но, махнув рукой, идет своей дорогой.

1973

ФИАЛКА УДМУРТИИ{123}

Пьеса в трех действиях

Перевод Ил. Граковой и М. Шноре.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

А у р е л и я.

З и н т а.

М а й р а.

Т а л и в а л д и с.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Комната Аурелии в Огре на мансарде небольшого дома. С довольно широкого балкона, расположенного над верандой нижнего этажа, виден противоположный берег реки Огре, на котором над верхушками сосен и елей возносит свою «бочку» ретрансляционная телевизионная башня.

Июльский день близится к вечеру. А у р е л и я, женщина лет тридцати семи, листает за столом журналы мод.

З и н т а, не в силах устоять на месте, вертится по комнате.

М а й р а с балкона смотрит вниз на реку.

А у р е л и я. Фата даже до плеч не доходит, взгляни, а разве не красиво? Зинта! Ну?

З и н т а. Да, красиво, но… не то.

А у р е л и я. Не то… Что?

Зинта неопределенно пожимает плечами.

Ты никак не хочешь понять меня с полуслова, придется говорить без обиняков… Длинная фата прекрасно оттеняет невысокую невесту, тогда как ты, с твоим ростом, походила бы в ней на… не знаю на что, на телеграфный столб!

З и н т а. Вовсе я не такая длинная.

А у р е л и я. Как выглядит Феликс? Ты мне еще ничего не рассказывала.

З и н т а. Феликс?

А у р е л и я. При выборе наряда невесты рост жениха может иметь решающее значение. Баскетболист ли он, скажем, или дубок приземистый.

З и н т а. Вы, наверно, что-нибудь слыхали.

А у р е л и я. Что я должна была слыхать?

Зинта не отвечает.

Ну? Интересно, что же.

Зинта стремительно идет на балкон, облокачивается о перила.

М а й р а. Зинта, не надо! Не прыгай!

З и н т а. Отстань.

М а й р а. В девятнадцать лет, когда все еще впереди!

З и н т а. Майра…

М а й р а. Подумай, в каком виде ты окажешься внизу, когда поцарапаешься о береговые кусты! (Направляется в комнату к Аурелии.) Если б, тетя Аурелия, вы мне позволили, я бы до бесчувствия стояла на вашем балконе и смотрела, как внизу течет Огре.

А у р е л и я. Позволяю. Можешь стоять, можешь даже сидеть.

М а й р а. Спасибо. Я непременно как-нибудь приду еще, потому что река в этом месте, по-моему, захватывающа. Как живая, борется с камнями, которые не хотят ее пропускать.

А у р е л и я. Река живая.

М а й р а. Верно ведь?

А у р е л и я. Теперь я привыкла, но лет семь назад, когда я после санатория не поехала обратно в Ригу, а поселилась в этой комнате, я неустанно смотрела, слушала… Трудно было оторваться, особенно майскими вечерами, когда цветет черемуха… При лунном свете наш порожек будто из чистого серебра, а если еще в Парогре{124}, как безумные, заливаются соловьи…

Зинта на балконе всхлипывает.

Аурелия вопросительно смотрит на Майру.

М а й р а.