«Любовь» и другие одноактные пьесы - Мартин Гургенович Алоян

сидим? Но ты делаешь вид, что виноват туман, ты кто угодно, но только не тот, кто действительно…

Г о л о с  п о  р а д и о. Уважаемые пассажиры! Рейс на Курган откладывается до семи сорока пяти минут. Повторяю…

К о с т а с. Народ все прибывает, скоро тут яблоку негде будет упасть.

Проходит  с л у ж а щ и й, за ним идет  М и х а и л  Х о м у т о в.

С л у ж а щ и й. Поймите, гражданин, всем нужно, не только вам. Но мы пока у бога погоду не заказываем.

М и ш а. Но я два года в очереди стоял, два года! И завтра в двенадцать ноль-ноль должен быть в приемной клиники, понимаешь?! Иначе мне придется ждать еще три года. Понимаешь?! Но тогда уж мне никакое лечение не понадобится, меня уж земля будет лечить. Понимаешь?!

С л у ж а щ и й. Гражданин, я вам русским языком объясняю: отложены все рейсы.

М и ш а. Но я должен быть завтра утром в Кургане — хоть умри. Вы же приглашаете вон: «Летайте самолетами Аэрофлота». «Аэрофлот — это скорость и комфорт». Я вам поверил, а вы…

С л у ж а щ и й. Гражданин, надо было раньше думать, а не откладывать на последний день.

М и ш а. Да не мог я раньше, не мог! Курс лечения заканчивал.

С л у ж а щ и й. Что вы там заканчивали, меня не касается. Если я буду влезать в дела каждого пассажира, мне работать некогда будет.

М и ш а. А разве не в этом твоя работа — помогать пассажирам?!

С л у ж а щ и й. Гражданин, я вам все сказал. Мне некогда. Что вы пристали ко мне?

Вдруг поднимается  Й о н а с. Он медленно, с трудом направляется к служащему. Подойдя, берет его за лацканы кителя.

Й о н а с. Слушай, ты, надутый индюк! Кто тебе позволил так разговаривать с людьми? Слушать противно!

С л у ж а щ и й (пытаясь освободиться). Вы что, с ума сошли?! Пустите! Какое вам дело, как я с кем говорю! Не с вами же! Пустите, вам говорят!

Й о н а с. Извинитесь сначала перед этим гражданином.

С л у ж а щ и й. Да я вам сейчас пятнадцать суток устрою, хулиган! (Вырывается, уходит.)

Миша, как завороженный, смотрит на Йонаса.

Й о н а с. Что вы на меня так смотрите?

Миша пытается ответить, но у него не получается.

К о с т а с. Йонас, иди сюда, что ты ко всем пристаешь?

Й о н а с. Сейчас. (Мише.) Так чего вы на меня глазеете?

Миша качает головой, снова пытается что-то сказать.

Может, я вам должен чего, запамятовал? Так вы скажите сколько — отдам.

М и ш а (с трудом). Иван…

Й о н а с. Что?

М и ш а. Иван… Не может быть…

Й о н а с. Гражданин, вы путаете.

М и ш а. Иван Сычев…

Костас, услыхав эту фамилию, вздрагивает, встает.

Й о н а с. А-а, вы Сычев? Очень приятно. А я Йонас Кайрис, будем знакомы.

М и ш а. Нет, этого не может быть… (Не заканчивает, потому что к нему подходит Костас. Оборачивается, смотрит на него, потом снова на Йонаса и снова на него.) Не может быть… Костя?

К о с т а с. Михаил… Узнал все-таки.

Они обнимаются и отходят.

М и ш а (кивнув на Йонаса). Его легче было узнать.

К о с т а с. Господи, сколько же лет, сколько зим?..

М и ш а. Много, Костя, много. Когда мы расстались?

К о с т а с. Вроде когда тебя ранило. Мы в Литву тогда вошли, да?

М и ш а. Точно. Под Игналиной это было. Но это оказалась царапина по сравнению с тем, как меня прихватило в сорок пятом, уже в Латвии.

К о с т а с. А меня под Клайпедой достало. Так вот и потерялись.

М и ш а (смотрит на Йонаса). А он вылитый Сычев. Помнишь Ваню?

Костас кивает головой.

У меня даже фотокарточка где-то сохранилась, мы втроем.

К о с т а с. Не стоит ворошить прошлое.

М и ш а. Почему это не стоит? Мы, кстати, перед ним все в долгу. Если бы он не принял тогда огонь на себя…

К о с т а с (тихо). Я тебе потом все объясню.

М и ш а. А чего тут объяснять, сержант Кайрис, нечего тут объяснять, просто у тебя короткая память оказалась.

К о с т а с. Да нет, не в этом дело. Просто… (Смотрит на Йонаса, замолкает.)

М и ш а. Клятвы давали, обещали…

К о с т а с. Миша…

М и ш а. А оказывается, достаток и спокойная жизнь быстро заглаживают не только раны, но и память. Да, огорчили вы меня, сержант Кайрис. (Хочет уйти.) Извините за беспокойство.

К о с т а с. Миша, что с тобой! Ты же слова сказать не даешь. Просто как спичка. Совсем не изменился.

М и ш а. Не надо, Константин. Встретились, разошлись — и общий привет.

К о с т а с (вполголоса). Не могу я при нем говорить, не могу, понимаешь.

М и ш а. Почему же это, интересно?

К о с т а с. Сейчас скажу… Ну и денек сегодня…

М и ш а. Что это с вами, сержант Кайрис?

К о с т а с. Брось, Миша, что это ты вдруг на «вы» стал… Я ж сказал — объясню, дай только прийти в себя.

М и ш а. Да я не требую никаких объяснений.

К о с т а с. Дело в том, что он действительно… сын Сычева.

М и ш а. Что?! Он? (Оборачивается.) Так что ж ты, старый хрыч, молчал?!

К о с т а с. Тише, умоляю, тише! Не мог я при нем говорить, не мог.

М и ш а. Так… (Догадался.) А-а… Тьфу ты, а я, дурак… Но как же так, что он ничего не знает?

К о с т а с. Ну так. Так получилось.

М и ш а. Но откуда у Сычева сын? Почему я ничего не знал об этом?

К о с т а с. Я сам случайно узнал, перед самой его смертью. Мы с ним в разведку пошли. Вошли в деревню, кругом пепелище, ни живой души, и вдруг видим — у колодца молодая женщина лежит, к груди ребенка прижимает. Подбежали мы, а они оба мертвые. Фашисты, отходя, расстреляли. Иван побледнел, сел на землю — не может дальше идти. Трясет всего. Тогда вот и рассказал, что дома у него осталась жена с маленьким ребенком. А потом, как предчувствовал, на другой день его… Словом, попросил, если что — чтоб я нашел их. Я ему — брось ты, мол, тебе жить да жить… А на другой день… Меня ранило, а его…

М и ш а (после паузы). Ну а дальше что было?

К о с т а с. После ранения демобилизовался, разыскал Валю — жену его, она, оказывается, про смерть его не знала, все ждала. Ну а потом, через несколько лет, поженились.

М и ш а. А сейчас она дома?

К о с т а с (помолчал). Нет ее, Миша.

М и ш а. Как, и она?

К о с т а с. Давно уже.

М и ш а. И второй раз не женился?

К о с т а с. Да нет, не получилось как-то. Да и перед Йонасом неудобно было. Он хоть и знал, что я… Но все равно, получилось, я как бы предал его. Так вдвоем и живем.

Подходит  Й о н а с.

Й о н а с. Старички, чего это вы так… всухаря вспоминаете? Может, сбегать, принести чего, а? Ведь у вас, удивительных, полагается по такому случаю вспрыснуть.

К о с т а с. Перестань, Йонас.

Й о н а с. А чего? Я ж от чистого сердца.

К о с т а с. Перестань паясничать. Иди сядь.

Й о н а с. Ну как хотите, мое дело предложить. (Уходит.)

М и ш а. Что у