Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

не оставит в миске ложку похлебки или картофелину на тарелке, тогда, оглянувшись, не видит ли кто-нибудь, мы накинемся на остатки, как волки. Еда и тепло!

Л а н д а. Неужели до этого дошло?

В о ц е л. Иначе бы я перед вами не сидел. У меня ведь своя точка зрения на бульварную прессу.

Л а н д а. Что же вам в ней не нравится?

В о ц е л. Это долгий разговор. Как раз то, что вам в ней нравится. Хорошо оплаченная проституция.

Л а н д а. Да как вы смеете?! Вы пришли сюда за помощью — и все время спорите со мной, а теперь еще оскорбляете! Могли бы сэкономить на дороге!

В о ц е л (овладев собой). Видите, так бьет струей горечь из исстрадавшейся души. В конце концов, не вы же придумали эту систему. Вы только трудолюбивое и изобретательное колечко. Преуспевающая ячейка. Показатель развития. (Смеется.) По крайней мере вы не можете сказать, что я не в настроении и не развлек вас.

Л а н д а. Уж какое развлечение… Не будем спорить о том, что — проституция, а что — нет. Поверьте, должность редактора — все что угодно, только не хорошо оплачиваемое место.

В о ц е л. И вы, набоб, еще жалуетесь! Вы же не из бедных редакторишек. И потом, я ведь не говорил о журналистике вообще. Я имел в виду предприимчивые таланты и бульварных «звезд» вашего типа.

Л а н д а (вскакивает). Ну, хватит оскорблений, пан Воцел! Вот ваша рукопись — и честь имею. Радуйтесь, что все не кончилось хуже.

В о ц е л. Спасибо за любезность, дорогой соученик. (Берет рукопись, иронически.) И — дай вам бог! (Делает шаг, но, пошатнувшись, вновь опускается в кресло.)

Л а н д а (удивлен, идет к нему). Что с вами?

Воцел не отвечает, свесив голову.

(Треплет его за рукав.) Опомнитесь… Обождите… (Идет к графину, чтобы налить воды.)

В о ц е л (поднимает голову, тихо). У меня не жажда. (Пытается улыбнуться, иронически.) Кое-что другое…

Л а н д а. Вы не ели?

В о ц е л (иронически). Ел, ел, только вчера и не помню что. Знаю только, что мало. (Пытается встать.)

Л а н д а (достает из кармана десятикроновую бумажку). Держите, идите поешьте.

В о ц е л (встает, с усмешкой качает головой). Спасибо. Попрошайкой я еще не стал. (Иронически.) Может, и до этого дойдет. Пока же, если вы хотите для меня что-то сделать, прочтите рукопись. Ведь эту правду…

Ланда вздрагивает.

…эти ругательства говорил вам голодный человек, не очень хорошо владеющий собой. Как это называется у юристов? Временная невменяемость, верно? А это — смягчающее обстоятельство, не так ли, пан редактор?

Л а н д а. У вас юмор висельника.

В о ц е л. Берите выше — это уже загробный юмор, хотя (делает шаг к Ланде) я вовсе не мечтаю о том, чтобы окончательно избавить мир от одного безработного. Я охотнее послал бы туда кое-кого другого.

Л а н д а. Послушайте, вам надо поесть.

В о ц е л. Согласен, только сперва вы прочтете рукопись. Когда прийти за ответом?

Л а н д а. Недели через две.

В о ц е л. Очень любезно, благодарю вас. (Иронически.) Я бы и месяц подождал. А то и два. Вот ведь… О вас говорят, вы проходимец, а у вас, оказывается (иронически), золотое сердце.

Л а н д а. Кто это обо мне говорит?

В о ц е л. Кто? Сами знаете — завистники. Но ведь вы привыкли. С вами же ничего не может случиться.

Л а н д а. Конечно, со мной ничего не может случиться — я ни от кого ничего не требую, ни от кого не завишу, кое-что умею, и у меня чистая совесть.

В о ц е л. И руки, о руках не забудьте.

Л а н д а. Конечно! И я исполняю свой долг. Делаю даже больше, чем велит мне долг.

В о ц е л. Еще бы, например, станете читать рукопись романа, или как там ее назвать, пражского бродяги. Хотя нет… (улыбается) я не бродяга, ведь у меня есть пока где жить. Так не забудьте обо мне, а я скоро загляну. Кто знает, может, и рекомендуете кому-нибудь. Сделаете доброе дело — только вы ведь в это не верите, а?

Л а н д а. Во что?

В о ц е л. В притчу о добрых делах. Что в конце все взвешивают: на одну чашку весов кладут все мерзости, а на другую — все то, что ты сделал доброго. Ведь и преступники иногда, в перерыве между злодеяниями, вершат добрые дела, и все спорят, почему они это делают. Одни говорят — для разнообразия, другие — это просто калиточка, ведущая к той, другой чаше. Но я снова фантазирую. Все голод. Лучше пойду. Спасибо за долготерпение, простите, если я огорчил вас… (Иронически.) Будь у меня работа и постоянный заработок, я говорил бы с вами исключительно вежливо. (В дверях.) А может, и нет. (Уходит.)

Л а н д а (садится и какое-то время глядит в пространство, потом раскрывает рукопись и переворачивает страницу. Начинает читать, бегло просматривает одну страницу, другую, третью, вновь возвращается к первой; садится поудобнее и напряженно читает. Видно, роман захватил его; поднимает голову, хватает трубку телефона, набирает номер, ждет). Барышню Седлакову, пожалуйста… Алло, это Ланда. Ну и грубияна же вы мне прислали… Что? Сплошные оскорбления… Как? Да нет, не выгнал. Хотел было. Но он упал в голодный обморок — только от голода он все это и говорил… Конечно, прочитаю как можно быстрее. Собственно, уже начал… Шучу, шучу… Может, это и гениально, все может быть. (Смеется.) Я кажусь себе архангелом Гавриилом, или как там его звали… Да, кстати, этот пан Воцел для вас совсем неподходящая компания… Разумеется, это ваше личное дело. Я просто высказал вам свое мнение. (Слушает.) Пожалуйста. Как угодно… Послушайте, а номер уже есть? Пошлите мне быстренько пять экземпляров. Ворличек, верно, забыл…

Дверь резко распахивается, и входит  ш е ф-р е д а к т о р. Его белый халат расстегнут, в левой руке он сжимает газету, с грохотом захлопывает за собой дверь. Увидев его, Ланда немедленно вешает трубку и приподнимается со стула.

Ш е ф-р е д а к т о р (подходит к нему вплотную, сует газетный лист ему под нос и тычет пальцем; тихо, стараясь сдержаться). Что это такое?

Л а н д а (бросает взгляд на газету, понимает, в чем дело, берет лист в руки и делает вид, что ищет указанное место). Что вы имеете в виду, пан шеф-редактор?

Ш е ф-р е д а к т о р. Не разыгрывайте незнайку. (Кричит.) Вы автор этой мерзости, этого позора?!

Л а н д а. Но это вовсе не мерзость, пан шеф-редактор, это чистая правда.

Ш е ф-р е д а к т о р. Не делайте из меня идиота. Как это сюда попало? Ведь в макете полосы этого не было. Я бы такого никогда не пропустил. (Кричит.) Отвечайте!

Л а н д а. Пожалуйста, пан шеф-редактор. Это попало сюда без моего ведома.

Ш е ф-р е д а к т о р (в бешенстве). Не лгите! Выпускающий мне все рассказал — это вы ему велели!

Л а н д а. Я, пан шеф-редактор? Это какая-то ошибка. Статья была написана уже несколько дней тому назад и лежала набранная. Вероятно, у них сегодня