Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

Л а н д а. Современный художник так и должен. Драматургу надо всесторонне познакомиться с театром.

Н е г о р е л о в (иронически). Прежде всего — пережить…

Л а н д а. Да, пережить надо все. Но надо познать и техническую сторону дела. А потом, поверьте мне, никаких чудес там нет, при наличии таланта, конечно.

Н е г о р е л о в. Его-то у вас сколько угодно — в любой области.

Л а н д а. Грех жаловаться. Кроме лирики, я уже все испробовал. Теперь как раз снова работаю над романом.

Н е г о р е л о в. Господи! Вот энергия! Завидую вам.

Л а н д а. Все стоит нервов и здоровья.

Н е г о р е л о в. Ну, это вы бросьте, вы же прямо как огурчик, что я по сравнению с вами!

Л а н д а. Знаем мы вас, потрепанные щеголи вашего типа выдержат сколько угодно.

Н е г о р е л о в (кисло усмехается). Пора мне двигаться, мы исчерпали все темы, остается откланяться. У вас в чешском языке есть прекрасная поговорка: остановись, пока ты на подъеме. До свидания! (Подает руку.)

Л а н д а. Всего наилучшего. (Провожает его к дверям.)

Н е г о р е л о в. Завтра выйдет первое сообщение.

Л а н д а (схватив его за рукав). Выйдет. Только такая деталь. Послезавтра на счете четырнадцать тысяч семьсот десять окажется как аванс треть суммы, предложенной паном Негореловым.

Н е г о р е л о в (остановился). Окажется. Черт вас дери. (Уходит.)

Л а н д а (громко смеется, потом подходит к столу, берет трубку). Пана Ворличка! Алло, это Ланда. Ну, как дела? (Слушает.) Через полчасика? Пришлите мне наверх пять экземпляров… Да… Что?.. Да не бойтесь. Не вы же это писали! Что?.. (Смеется.) И не я. Там же нет подписи. (Снова смеется, кладет трубку, принимается писать.)

Стук в дверь.

Войдите!

Входит  С е д л а к о в а.

С е д л а к о в а (тихо). Я хочу обратить ваше внимание на этот материал о театре с нападками на оперу. Выпускающий снял его и дал из загона. Мы боялись…

Л а н д а (смеется). Вы — боялись…

С е д л а к о в а (поправилась). Выпускающий боялся, что шеф-редактор устроит скандал…

Л а н д а. Зачем вы мне это говорите?

С е д л а к о в а. Затем, что, если бы заметка там осталась, и мне попало бы…

Л а н д а. Чепуха. Благодарю за проявленный интерес. Чувствуется, что у вас неплохая память. Это приятно. Но (сухо и резко) теперь пора покончить с нашей идиллией, и вам вовсе не нужно быть излишне заботливой.

С е д л а к о в а (проглотив это). Не тревожьтесь. Я делаю только то, за что получаю жалованье.

Л а н д а. Но вы же не можете отвечать за то, что я напишу. Так что не терзайтесь. Раз мы это выбросили — напишу что-нибудь другое.

С е д л а к о в а. Не хотели бы вы взглянуть на рукопись Воцела?

Л а н д а (улыбается). Так вот подлинная причина вашего страха?! Пан Воцел. Похоже, он вас очень интересует.

С е д л а к о в а. Это вас не касается. Впрочем, когда прочтете, он вас тоже заинтересует. Это очень талантливый человек. И бедняк. Бог знает сколько времени без работы.

Л а н д а. А кто он, собственно, такой, этот пан Воцел?

С е д л а к о в а. Я толком и не знаю. Кажется, писал в газеты за построчный гонорар. Может, и до сих пор пишет. Но на это не прожить, сами знаете, как существуют наши «построчные» репортеры. А теперь их и вовсе прижали, каждая редакция экономит…

Л а н д а. Значит, коллега журналист. Я уже сказал вам, что буду рад его видеть. Скорее всего, он мой бывший соученик. И потом (иронически), такому милому ходатаю, как вы, я ни в чем не могу отказать.

С е д л а к о в а. Избавьте от пустых любезностей.

Л а н д а. А, кошечка царапается. Ну, да все одно. Пусть приходит ваш подопечный, — а откуда вы, собственно говоря, его знаете? (Иронически.) Если это не слишком нескромный вопрос.

С е д л а к о в а. Какой вы сегодня осторожный. Но — извольте. Он живет в мужской половине нашего дома для одиночек, вместе с еще одним молодым человеком. Этот другой — какой-то рекламный агент. И, полагаю, платит за Воцела. Он-то и пришел ко мне, не смогу ли я, дескать, помочь Воцелу заработать что-нибудь в газете — откуда-то выяснил, что я тут секретаршей работаю. А потом появился сам Воцел и признался мне в том, в чем не признавался никому, даже своему товарищу, — что написал роман. Я сказала, что в этом я не разбираюсь, но он оставил рукопись.

Л а н д а. Ага, доверие с первого взгляда.

С е д л а к о в а (не обращая внимания). Я стала читать. И, знаете, меня сразу захватило. Я дочитала до конца.

Л а н д а (слегка насмешливо). О чем же это? О любви?

С е д л а к о в а. Нет, вовсе нет. О жизни. Знаете, такое страшное своей простотой повествование о жизни бедняков. Словно золой посыпанное. Но в нем — великая сила. Удивительная достоверность. Сопереживаешь так, что просто больно делается. Я не какое-нибудь чувствительное создание, иначе я в этом редакционном аду не выдержала бы, но поверьте, и не смейтесь (с проблеском улыбки): у меня слезы катились, когда я дочитала, так я была… (Колеблется, не решаясь признаться, что была растрогана.)

Л а н д а. У вас есть вкус. Поэтому я удивляюсь: если роман так хорош, что ж он не издал его сам, а вынужден обратиться ко мне?

С е д л а к о в а. Он никому не хотел дать прочесть. Все исправлял что-то. И потом, он боится, что никто не возьмет. Там ведь и политическая позиция выражена. Нет, пусть он лучше сам вам объяснит.

Л а н д а. Прекрасно.

С е д л а к о в а. Так я пошлю его к вам. Сделаете хоть какое-нибудь доброе дело.

Л а н д а (насмешливо). Я только добрые дела и делаю. (Деловито.) Он уже здесь?

С е д л а к о в а (кивает). В приемной.

Л а н д а (с юмором). Давайте сюда этого гения!

С е д л а к о в а. Спасибо, пан редактор. Да, пока не забыла, шеф-редактор хотел вам что-то сказать. (Уходит.)

Л а н д а. Что ему опять надо?

Седлакова еще не успела закрыть дверь; из коридора доносится зычный голос.

Г о л о с. Редактор Ланда на месте?

Г о л о с  С е д л а к о в о й (за дверью). На месте, пан шеф-редактор.

В комнату без стука входит высокий  м у ж ч и н а  в белом халате и очках. В руке у него пачка писем.

Л а н д а (увидев его, вскакивает и спешит навстречу). Приветствую вас, пан шеф.

Ш е ф-р е д а к т о р. Привет, редактор. (Садится, указывает Ланде на стул.) Вы что — музыкант?

Л а н д а (удивлен). Немного. Играл когда-то на фортепиано.

Ш е ф-р е д а к т о р. Против этого я бы не возражал. Вполне невинная забава. Но у нас вы все-таки не музыкальный критик?

Л а н д а. Вы шутите, пан шеф-редактор, я же референт по культуре.

Ш е ф-р е д а к т о р (словно бы мимоходом). Тогда почему ваша рубрика пестрит сообщениями из мира оперетты, почему вы уделяете так много места ревю и легкому жанру — разве в наших театрах нет ничего более интересного и стоящего?

Л а н д а. Вы не правы, пан шеф-редактор, вы совершенно не правы. В своей рубрике я посвящаю драме столько же места, сколько оперетте и ревю, в конце концов, я и сам драматург, какой мне интерес…

Ш е ф-р е д а к т о р. Мне тоже хотелось бы это знать.