Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

уже подносит к глазам уголок передника.

С л а в к а (неожиданно бросая взгляд на Глубину и Рошкота). А за что будете пить вы?

Мужчины растерянно отводят глаза. Пауза.

Р о ш к о т (горестно). Может, вы посоветуете… двум зрелым мужам, за что им выпить?

С л а в к а (с минуту разглядывает их, улыбается, затем театрально, хотя и не без внутреннего жара). «И ты, лунная ночь, еще раз, последний раз очаруй меня своим волшебством».

Непонимающие взгляды Глубины и Рошкота.

(Удивлена.) Ты, папа, уже не помнишь? (Качая головой, подходит к кровати, достает из-под подушки рукопись романа и кладет ее на стол.)

Глубина узнает тетрадь. Он смущен и взволнован. Рошкот вопросительно смотрит на Вилли и Славку.

Папа, ты покраснел! До чего очаровательно! Совсем не похоже на… многоопытного мужа, сломавшего шпагу над сумасбродствами молодости…

Г л у б и н а (ему ужасно не по себе). Глупости! Сожги это, мать!

Р о ш к о т. Нет, нет, не делайте этого, милостивая пани…

П а н и  Г л у б и н о в а (хватает тетрадь). Сожгу! Непременно сожгу! (Неожиданно изливает всю свою боль.) Все равно вы сожгли за собой мосты! Словно ничего и не было! Словно… (Всхлипывает.)

Глубина и Рошкот смотрят на нее ошеломленно, Славка — улыбаясь.

Г л у б и н а (взволнованно). Тут ты, мать, по-моему, немножко ошибаешься…

Рошкот кивает в знак согласия.

П а н и  Г л у б и н о в а. Если бы! Вы так далеки от всего… что когда-то исповедовали!.. Вам давно нужна была хорошая встряска! (Указывая на Вилли и Славку.) И если бы не эти двое сумасбродов… (Не договаривает, готовая заплакать.)

Пауза.

Р о ш к о т (с горечью). Да, да, если б не эти двое сумасбродов! Они приложили немало усилий для того, чтобы на нас пахнуло чем-то далеким-далеким, и еще больше — для того, чтобы мы целый час не переставали удивляться. Мне, например, очень хотелось бы знать…

С л а в к а. …как папин роман очутился у меня? Проще простого. Его принес Вилик. Мы сидели и читали… Не хмурься, папа. Дальше первой страницы мы не продвинулись…

Р о ш к о т (иронически). Ну, разумеется.

С л а в к а. Вовсе — не разумеется. Просто я вскоре запустила романом Вилику в голову.

Р о ш к о т. Ого!

С л а в к а. Потому что… (бросает взгляд на Вилли, в некотором замешательстве) потому что он начал зевать.

Все невольно улыбаются.

Р о ш к о т (смеется). Еще один вариант правдоподобной отговорки. Но я подозреваю, причина этой репрессивной меры — в ином…

П а н и  Г л у б и н о в а (вмешивается). Оставьте вы их в покое! Не допытывайтесь!.. Ах, вы, мужчины, мужчины, переболели молодостью — и все забыли и ничегошеньки не понимаете…

Р о ш к о т (робко взглядывает сначала на пани Глубинову, потом на Славку, Вилли и Глубину; наконец решительно поднимает рюмку). Что ж… выпьем за то, чего в пятьдесят лет мы уже не понимаем, за то, к чему уже глухи… за то… Впрочем, разве эти два молодых фанфарона непременно должны знать, за что мы еще собираемся пить? (Глубине.) Может, опрокинем эту рюмочку у тебя в комнате? (Натужный смешок.) Так сказать, тет-а-тет с месяцем над рекой?

После некоторой душевной борьбы Глубина берет рюмку и поднимается.

Спасибо тебе, Гонзик, что не отказываешься. А вы, милостивая пани, пойдете с нами. Вы уж проследите, чтобы два старикана выпили эту рюмку по-хорошему, по-дружески. (Обменивается с Глубиной многозначительными взглядами. Кажется, у него появилась какая-то идея. Славке и Вилли.) А ваше, любезные, присутствие, если хотите знать, не требуется… (Строит им гримасу, смеется, вместе с Глубиновыми уходит в соседнюю комнату.)

Славка и Вилли секунду молча стоят друг против друга. Снаружи доносятся робкие голова пробуждающихся птиц. Молодые люди переводят взгляд на окно, за которым еще простирается ночная мгла. Затем глаза их встречаются.

С л а в к а (после паузы). А не преподнести ли им еще один сюрприз?

В и л л и (устремив на Славку долгий взгляд). Хотите, чтобы я ушел?

С л а в к а. О! Мы отлично понимаем друг друга. Скорей, пока они не вернулись. Я скажу, что вы… ждете внизу…

Вилли берет шляпу, встает. Он очень похож на вышколенного сурового солдата, исполняющего приказ.

Мы должны расстаться без свидетелей, правда? (Протягивает ему руку.)

Оба смотрят друг другу в глаза, улыбаются.

В этот дом вошел неуклюжий увалень, неотесанный солдат, казалось бы, способный только лениво зевать, — и вдруг я увидела восхитительно сияющие глаза… (Перестает улыбаться, твердо.) Спасибо, Вилик, за чудесный вечер…

В и л л и. Вам спасибо, Славка… (Смотрит на нее, не выпуская ее руки.)

С л а в к а (теряя спокойствие). Идите же…

В и л л и (продолжает держать ее за руку, порывисто подавшись к ней). Милая…

С л а в к а (отшатнувшись, еще находит в себе силы пошутить). Стало быть, там еще имеется в наличности труба пивоварни?.. (Выдергивает руку… Нет, нет, она ничем не омрачит это светлое расставание. Она улыбается.)

В и л л и (тень пробегает по его лицу, но и он улыбается). Что ж… если не считать этой трубы… то все остальное… (Еще раз вглядывается в ее лицо, еще раз улыбается и с застывшей на губах улыбкой направляется к двери.) Прощайте, Славка…

Славка открывает рот, чтобы тоже сказать «прощайте», но ничего не говорит. Вилли выходит, а она, оцепенев, стоит и не сводит глаз с закрывшейся двери. Пауза. Распахивается дверь соседней комнаты.

Р о ш к о т (входя, размахивает руками, смеется). Извините, извините меня, милостивая пани…

П а н и  Г л у б и н о в а (выходит следом за ним вместе с Глубиной). Я только хочу сказать, что вы их не понимаете…

Р о ш к о т (весело, громко). Так вот, дети… (Удивленно озирается.) А где Вилли?

С л а в к а (невозмутимо). Ушел. Он ждет вас внизу.

Все изумлены.

(Отцу и матери.) Вилли вам кланяется, особенно маме… Ну, в чем дело?

Р о ш к о т (глядит на нее широко раскрытыми глазами, тихо). А вы опять чем-нибудь не запустили в него?

С л а в к а. Шляпой. Он поймал ее и ушел.

Р о ш к о т (растерянно переводя взгляд с одного на другого). Похоже, мы действительно не поняли, что тут произошло.

П а н и  Г л у б и н о в а (подходит к Славке и гладит ее по волосам). Да, да, вы никогда не разбирались в подобных вещах… (Ее душит волнение.)

С л а в к а. Ты о чем, мама? (Оглядывая всех, со страдальческой улыбкой.) Вот мы и остались вчетвером, четыре человека, сумасбродная молодость которых уже позади…

Р о ш к о т (сначала не в силах произнести ни слова, потом присвистывает с комичным удивлением). Что-о-о? Что? С чего это вы вдруг причисляете себя к нам, к инвалидам, к старым развалинам?

С л а в к а. Я делаю это не по доброй воле. Вынужденно… Живешь, живешь — и внезапно чувствуешь… что ты уже на другом берегу. Звонят все колокола мира… но ты их не слышишь. Казалось бы, впору броситься с обрыва очертя голову… но ты не бросаешься. Вот тогда-то и понимаешь, что ты