Драмы - Гуго фон Гофмансталь

сном.

Приносит ветер ночи его лепет

Сюда в наш сад, – таинственные звуки,

Чуть слышные, манящие тревожно

И странно грудь гнетущие тоской.

Я слышал часто их, теперь же понял

И многое внезапно разгадал.

В молчанье каменном раскрылась мне

Вакхическая пляска красной крови,

Таинственного отблеск видел я

В мерцанье крыш под лунными лучами:

И понял я внезапно: город спит,

Но бодрствуют страданье, опьяненье

И ненависть. И дух и кровь не спят,

Течет волна живой, могучей жизни.

Владеем ею мы – и забываем…

Умолкает на мгновение.

Я пережил так много в эту ночь —

И утомился.

Дезидерио ( у ограды, к Джанино).

Видишь ли ты город?

Окутан в золото, лежит он там

В лучах вечерних жаркого огня

И в серебристо-розовом тумане,

Внизу чернеет теней синева…

Он манит чистой, ясной красотою!

Но в этой дымке розовой живут

Уродство, безобразие и пошлость,

Там звери и безумные таятся,

И то, что мудро, даль от нас скрывает —

Противно, отвратительно и мутно…

Там люди красоты не признают,

И называют нашими словами

Свой жалкий мир, но все же по-другому

Мы радуемся, думаем, скорбим!

Когда охватит душу крепкий сон —

Мы спим не там, и наши сны не схожи:

Здесь спят цветы пурпурные, и змеи

Спят золотые, спит гора, в которой

Титаны молотом тяжелым бьют…

Они же прозябают в забытьи

Как в раковинах устрицы морские.

Антонио ( приподнимаясь).

И потому решеткою высокой

Велел учитель оградить наш сад,

И потому сквозь заросли густые

Не изучать – угадывать должно

Тот внешний мир.

Парис ( тоже приподнимаясь).

В этом состоит

Ученье о путях сплетенных.

Батиста ( тоже приподнимаясь).

В этом

Великое искусство глубины

И таинство сомнительного света.

Тицианелло ( с закрытыми глазами).

И потому так много красоты

Таят полуразвеянные звуки,

И потому так манят нас слова

Неясные умершего поэта

И все, о чем тоскуем, отрекаясь.

Парис.

И в этом – чары потонувших дней,

Прекрасного источник безграничный,

Мы гибнем, задыхаемся в привычном.

Все умолкают. Пауза. Тицианелло тихонько плачет.

Джанино ( ласкаясь).

Не думай неустанно об одном,

В печаль не погружайся безутешно.

Тицианелло ( с грустной улыбкой).

Но скорбь и состоит в терзаньи вечном

Одною мыслью, наконец она

Становится бесцветной и пустою.

Оставь меня, мне думать не мешай!

Давно я сбросил пеструю одежду

Наивных горестей и наслаждений,

И просто чувствовать я разучился…

Пауза. Джанино задремал на ступенях, склонив голову на свою руку.

Парис.

А где Джокондо?

Тицианелло.

Рано до рассвета —

Вы спали все – прокрался он из сада,

Тревог любви на нем дрожала бледность

И на устах – ревнивые слова.

Пажи проносят через сцену две картины: «Венеру с цветами», «Вакханалию». Ученики поднимаются и стоят опустив голову, с беретами в руках, пока проносят картины.

Послепаузы. Все еще стоят.

Дезидерио.

Где человек, где истинный художник,

Достойный быть наследником его,

Могучий духом, властелин природы

И, как ребенок, вещий в простоте?

Антонио.

Из рук его кто примет посвященье

И радостно уверует в свой дар?

Батиста.

Кто не подавлен мудростью его?

Парис.

Кто скажет нам, художники ли мы?

Тицианелло.

Он оживил недвижный лес, и там,

Где в чаще шепчут темные озера,

Где плющ обвил высокий ствол дубов

Из ничего он вызвал сонм богов

С цевницею звучащею сатира,

Чья песнь желанье будит в существах

И увлекает пастухов к пастушкам.

Батиста.

Он душу дал бесплотным облакам,

Плывущим мимо: белизну их тканей

Протяжных, бледных, тонких, как вуаль,

Он одарил желаньем нежным, бледным,

И черным тучам с золотой каймой

Дал мрачный бег, заставил улыбаться

Гряду округлых облачков, и тучкам

Серебряным и розовым заката

Внушил воздушность: все он оживил,

Все одарил душою и значеньем!

Из бледных, скудных, обнаженных скал,

Из волн зеленых пенного прибоя,

Из грезы неподвижной черных рощ,

Из скорби молнией сраженных буков

Он создал человечески-живое

И научил нас видеть духа ночи.

Парис.

Из полусна он пробудил нам душу,

Ее обогатил и озарил,

Нас научил он наслаждаться днем

Как зрелищем текучим и блестящим,

Он научил взирать на нашу жизнь,

В ней видеть красоту ее и радость.

И женщины, и волны, и цветы,

И шелк и золото, игра камней,

Высокий мост, и светлый луг весны,

И нимфы у хрустальных родников,

И все, о чем мы тихо любим грезить,

И все, что нас чудесно окружает

В действительности яркой и роскошной,

Через него прониклось красотою,

Пройдя чрез душу вещую его.

Антонио.

Как в хороводе стройность красоты,

Как факелов мерцанье в маскараде,

Как музыки певучей колыханье

Для спящей сном недвижимым души,

Как зеркало для женщины прекрасной,

Тепло и свет для луговых цветов —

Отражена волшебно красота

Во взоре человеческом впервые…

В нем зеркало свое нашла природа.

«О, разбуди наш дух! сплети из нас

Вакхическое шествие, художник!»

Так все живущее к нему взывало

И жаждало безмолвно его