Владимир Пистоленко - Раннее утро

Л ю б а ш а. Только друзья детства?

К и р и л л. Ну… не только. Что было, Любаша, то было.

Л ю б а ш а. А у меня навсегда осталось. Я часто думаю — как бы оно сложилось, не подвернись Ольга?

К и р и л л. Не надо так.

Л ю б а ш а. Не буду. Еду, а сердце колотится, вот-вот разорвется, понимаю — сумасбродная затея, а сама еду. Увижу, мол, издали свое чудо-юдо, и дай бог ноги. Я и вправду завтра уеду. Будет какая-нибудь оказия?

К и р и л л. Завтра ожидается вертолет. Не знаю, как погода. Но зачем тебе торопиться? Посмотришь наше житье-бытье.

Л ю б а ш а. Хорошего понемногу.

Трижды мигает лампочка.

Что это?

К и р и л л. Скоро свет выключат. (Поднимается.) Ну, вот что, Любаша, оставайся, устраивайся, а я исчезаю.

Л ю б а ш а. Куда?!

К и р и л л. Тут к одному работнику. Словом — до утра.

Л ю б а ш а. Сошел с ума! Поговорить толком не успели…

К и р и л л. Понимаешь, в потемках людей беспокоить неловко.

Л ю б а ш а. И не надо. Вижу, живешь не ахти, думаешь — куда меня пристроить? Пустое! Я же не спать сюда приехала. А в сон потянет — на одном стуле до утра прокемарю.

К и р и л л. Во всяком случае — твое место, вот оно, и не хмурься, пожалуйста, хозяину видней. А я… (Достает из-под койки сверток.) Нырну сюда.

Л ю б а ш а. Спальный мешок? Уступи мне, Кирилл, а? Это же северная экзотика! (Пытается забраться в мешок.) Прелесть! И тепло и мягко! Как на печке у бабы Васи. Вопрос решен, на сегодня здесь мое логово. (Кладет мешок на спинку стула.)

Свет гаснет. В комнате темно; только от печной дверки ложится на пол светлая полоса. Кирилл приоткрыл дверку, стало светлее. Подбрасывает несколько поленьев.

Посидим?

К и р и л л. Посидим.

Садятся у печки.

Л ю б а ш а. До смерти люблю тепло.

К и р и л л. А я — огонь. В нем какая-то скрытая сила, ярость. (Пауза.) У нас в теплице огурцы хорошо зацвели.

Л ю б а ш а. Правда?

К и р и л л. Северный сорт. Но много пустоцвета.

Л ю б а ш а. Жаль. (Задумывается.)

К и р и л л. Завязь, конечно, есть…

Л ю б а ш а (вздыхает). Да, было.

К и р и л л. Ты о чем?

Л ю б а ш а. Так. О том, чего не вернешь. Вот послушай. Случилось это давно. Летом, на прополке хлебов… Я была еще школьницей, а ты приехал на летние каникулы. У меня почему-то разболелась голова. Я прилегла возле старого омета и уснула. А проснулась…

К и р и л л. Нашла цветы?

Л ю б а ш а. Да, васильки, вьюнок, степной горошек…

К и р и л л. Целое беремя. Копна!

Л ю б а ш а. Ты? Я сразу догадалась, чья это работа. И радовалась. Какая же я была счастливая!.. Значит, все-таки помнишь?

К и р и л л. Ну конечно.

Л ю б а ш а. Слова-то у тебя какие-то бездумные, деревянные.

К и р и л л. Вот уж неправда!

Л ю б а ш а. Нет, правда. Я знаю, что ты любишь Ольгу. Но меня тоже любил. Скажи, неужто ничего, ну, совсем ничего не осталось?

К и р и л л. Ну, почему ты так? Я искренне рад…

Л ю б а ш а. Люди добрые, он рад! Баба за тысячи километров примчалась, чтоб увидеть его. Голос услышать, а он развез: «огурцы-скороспелки, пустоцветы…» Хотя бы по-доброму взглянул, слово сказал, ну, если не ласковое, то приветливое…

К и р и л л (берет ее за руку). Любаша…

Л ю б а ш а. Вот и все. Больше мне от тебя ничего и не надо.

Место действия то же. Прошло несколько часов. Горит свет. К и р и л л  сидит у стола, пишет. Затем читает написанное, вкладывает в конверт. Задумывается. Л ю б а ш а  лежит на койке, делает вид, будто спит, но сама внимательно следит за Кириллом. Слышатся позывные радиостанции.

К и р и л л (стараясь говорить тише). Я слушаю.

Г о л о с  и з  р а д и о у с т а н о в к и. Доброе утро, Кирилл Никитич. Происшествий никаких. С базы передали — готовят к отправке вертолет.

К и р и л л. Ясно. Больше не вызывай, скоро приду. (Останавливается у койки, задумчиво смотрит на Любашу.)

Л ю б а ш а. И во сколько будет вертолет?

К и р и л л. Не спишь?

Л ю б а ш а. Давно.

К и р и л л. Обычно прибывает после двенадцати.

Л ю б а ш а. Вот и конец моего счастья. Промелькнуло… Один миг! (Встает с постели, сует ноги в валенки.) Эх ты, Кирька, Кирька! Кирилл Никитич! Давай хоть попрощаемся без свидетелей.

К и р и л л. А мы не будем с тобой сегодня прощаться и вообще… (Протягивает Любаше конверт.) Читай.

Л ю б а ш а (прочитав). Ты с ума сошел! Да разве можно…

К и р и л л. Только так.

Л ю б а ш а. Нет! Я уеду, и никто никогда не узнает, что было и чего не было.

К и р и л л. Олю я не могу обманывать. Не могу. И не хочу. Вообще — туда дорога мне теперь заказана. Оставайся, хозяйничай… Старый друг.

Л ю б а ш а. Нет-нет! Ни за что! (Закрывает лицо руками.) Ой, какая же я дура! Должно быть, обалдела от радости… (Пристально смотрит на Кирилла.) Ты меня снова полюбишь. Я знаю! А если так случится, что камнем у тебя на шее повисну, — скажи. В омут пошлешь — не оглянусь, в прорубь — кинусь, не задумаюсь.

День. Место действия то же, что в седьмой картине. Чувствуется дыхание осени. В а с с а  Ф а д е е в н а, сидя на скамеечке, варит из арбузов патоку. Входит  А н т о н.

А н т о н. Васса Фадеевна! Ольга Алексеевна дома?

В а с с а  Ф а д е е в н а. Нет. А по времени должна быть. Нужна?

А н т о н. Разговор один… (Задумывается.)

Пауза.

В а с с а  Ф а д е е в н а. Ну, что пишет твоя? Скоро прибудет?

А н т о н (думая о своем). Чего вы сказали?

В а с с а  Ф а д е е в н а (пристально смотрит на него). Не хвораешь, случайно?

А н т о н. И сам не знаю.

В а с с а  Ф а д е е в н а. С виду сменился. Ежели в озноб кидает, надо водки с перцем. Стакан, без закусу. Помогает.

А н т о н. Да я как-то, и не жалуюсь…

В а с с а  Ф а д е е в н а. Небось по Любашке маешься? Приедет. Никуда не денется.

А н т о н. Так оно, конечно… (Не в силах скрыть горя и тоски.) Не приедет она, баба Вася.

В а с с а  Ф а д е е в н а. И чего несешь!.. Подумай раньше.

А н т о н. Все! Конец… Только никто ничего не знает…

В а с с а  Ф а д е е в н а (встревоженно). Или вести какие?

Махнув рукой, Антон уходит. Навстречу идет  О л я. Кивнув головой, Антон проходит мимо.

(Удивленно.) Умом тронулся, что ли? Сказал — пришел к тебе по делу, а увидел — лататы задал, какой-то чудной, прости господи.

О л я (бросается за Антоном). Антон Иванович! Антон Иванович, вернитесь! Ан-тон! (Вассе Фадеевне.) Идет.

Входит  А н т о н.

Вы меня искали? Что у вас? Выкладывайте.

А н т о н (в смятении). Я, Ольга Алексеевна, ну, так сказать, и сам не знаю чего… говорить… И как говорить…

В а с с а  Ф а д е е в н а (Оле). Он тут бодягу развел, ушеньки вянут. Насчет Любашки…

А н т о н (Оле). Вам письма идут от Кирилла Никитича?

О л я. Да. Правда, последнее время… (Настораживается.) А что?

А н т о н. Я получил от Любаши… Такое написано… Даже сказать не могу. (Достает из кармана письмо.) Возьмите, прочитайте…

О л я (читает. Мгновение стоит, словно оцепенев). Какая-то ерунда!..

А н т о н. Вы на конверт гляньте, на печати…

О л я. Это не имеет никакого значения.

В а с с а  Ф а д е е в н а. Погодите, люди добрые, как же это получается, об чем-то спорите меж собой, а я, по-вашему, чурка деревянная? Или как?

А н т о н. Любаша пишет, что она… ну, что она работает там… у Кирилла Никитича. Ну и… вообще. У него… Стало быть…

В а с с а  Ф а д е е в н а (вскрикивает). А-а! Батюшки!

А н т о н. Чего делать-то, Ольга Алексеевна?

В а с с а  Ф а д е е в н а (озлясь). Распустил бабу, а теперь — «чего делать»? Ехай туда — и все! Одним духом. Приведи ее в восчувствие.

О л я (словно рассуждая вслух). Не верю я. Понимаете? Скажите, Васса Фадеевна, скажите… способен Кирилл на подлость?

В а с с а  Ф а д е е в н а. Да что ты, Олюшка! И ни в жизнь!..

А н т о н. Зачем же она тогда пишет?

О л я. Не знаю… Ну, скажите, есть же на свете честность? Нет-нет, не верю! (Быстро уходит в дом.)

В а с с а  Ф а д е е в н а. А бывает и так — нечистый попутал… Разум замутил… И вот тебе мой сказ: не хлюпай, а собирайся — и айда!