Советская одноактная драматургия, 1982 - Ксения Николаевна Мануйлова

Жыгзэма со своей дочкой…

Д о н д о к. Спокойно. Не кричи. Сам во всем виноват. И учился ты неважно, пропускал занятия.

Л у б с а н. А почему? Что же, по-твоему, я и родился таким уж плохим? Хоть кто-нибудь в институте поинтересовался, как я жил? Почему я пропускаю занятия?

Д о н д о к. У тебя на плечах что было — голова или пустой котелок?

Л у б с а н. Я знаю, что виноват. И занимался мало, и занятия пропускал, и выпивал. А почему? Выгнали из института — и успокоились.

Д о н д о к. Так в чем же было дело? Ты всегда с такой гордостью говорил о семье, об отце.

Л у б с а н. Не мог же я рассказывать о нем правду. Он работал на заводе снабженцем. Доставал дефицитные детали, спекулировал ими и пил, а матери на жизнь давал копейки. Мы впроголодь жили. А он, когда напивался, еще и бил ее. Мать болела. Когда окончил восьмой класс, мать умерла. Я с трудом окончил школу, чудом поступил в институт. А как было заниматься? Дома у отца — постоянные компании. В институте тоже нашлись любители выпить, только о них никто не знал. В институте они первыми меня осуждали… К чему привели эти гулянки, ты знаешь… Пришлось уйти из института. А тут у отца неприятности, и он умер. Я один остался…

Д о н д о к. Если бы ты все это рассказал, мы бы поняли, помогли бы тебе.

Л у б с а н. Стыдно было рассказывать. Да и «друзья» отговаривали. Поступил работать. Женился. Все шло хорошо. У меня, все говорили, золотые руки. В дядю, наверно. Зарабатывал я прилично. Но дружки институтские разыскали. У них денежки не водились. Угостил их раз-другой. И опять все по-старому пошло. Жена из дома выгнала. Сын у меня. И его не вижу. Что мне теперь делать?

Д о н д о к. Решай сам.

Л у б с а н. Никому я не нужен… Дядя тоже… выгнал. А ведь он любил меня, хотел оставить здесь, у себя.

Д о н д о к. Я думаю, уезжать в город тебе нельзя.

Л у б с а н. Как-нибудь проживу.

Д о н д о к. Нельзя жить как-нибудь. У тебя растет сын. Надо, чтобы он гордился отцом. Найди в себе силы жить по-настоящему.

Л у б с а н. Но как?

Д о н д о к. Оставайся здесь. Кажется, ты неплохой механик.

Л у б с а н. Был. Сейчас руки дрожат.

Д о н д о к. У нас первоклассный механик, но один не справляется. Хозяйство расширяется. Помощнику будет рад. Все свои знания тебе передаст.

Л у б с а н. Я привык к городу. А здесь, куда ни взгляни, кругом степь.

Д о н д о к. Привыкнешь.

Л у б с а н. Город как-нибудь прокормит.

В это время в комнату входит дед  Ш а г д а р. У него в руках кожаный ремень — заготовка узды.

Д о н д о к (приветливо). Здравствуйте, дед Шагдар.

Ш а г д а р. Слушай, Лубсан, чего это ты прячешься за спину нашего партийного секретаря?

Л у б с а н. Я… я не прячусь.

Д о н д о к. Что вы хотите делать, дед Шагдар?

Ш а г д а р (крутит ремень). Хочу по-мужски поговорить с племянником.

Д о н д о к. А разве вы с ним уже не говорили?

Ш а г д а р. Мои слова не доходят до него.

Д о н д о к. Может быть, это были не те слова?

Ш а г д а р. Я старый человек, у меня не так уж много слов, как у вас, молодых. У Лубсана слова льются рекой. Но за этими словами нет хороших поступков.

Д о н д о к. Дед Шагдар, вы у нас передовой и уважаемый человек. Ведь Лубсан уже не трехлетний шалун.

Ш а г д а р. В три года у него были шалости, как у всякого мальчишки, но он не лгал. А сейчас? Ученым представился, тьфу! И Жыгзэме чего только не наговорил. Я-то нарочно расхваливал, думал, он со стыда сгорит, а он только краснел от удовольствия… Хорошо еще, деньги у нее не взял.

Д о н д о к. Дед Шагдар, Лубсан решил остаться у нас.

Ш а г д а р. Как это? Не верю.

Д о н д о к. Лубсан, скажи сам.

Л у б с а н. Да. Решил… Остаюсь.

Ш а г д а р. Обманываете старика. (Дондоку.) Ты человек партийный…

Д о н д о к. Нам нужен механик. Вот я и уговорил Лубсана.

Ш а г д а р. Это правда, племянник?

Л у б с а н. Правда.

Д о н д о к. Но если вы не поладили, он может пожить и у меня.

Ш а г д а р. С какой стати? Если он решил остаться и жить здесь, то мой дом — его дом.

Д о н д о к. Но у него в городе семья — жена и сын.

Ш а г д а р. Сын? Это хорошо. Мой внук! Я сам буду воспитывать мальчишку. Никому не доверю. Этого прозевал, так уж внука воспитаю.

Д о н д о к. Что ты на это скажешь, Лубсан?

Л у б с а н. Сказал ведь — остаюсь. Только жене ты сам напиши или дядя. Мне она не поверит.

Ш а г д а р. До чего же ты, племянничек, докатился: жена не верит. Оторвался твой отец от родного дома и не сумел найти себе места в жизни. У каждого человека корни должны быть, тогда ему ничего не страшно. Пусть они теперь будут и у тебя, племянник, и у твоего сына. Эх, ребята, и угощу сейчас вас… парным молоком.

Д о н д о к, Ох, хорошо.

Ш а г д а р (подходит к Лубсану, крепко обнимает, приподнимает). Э-э, да у тебя, оказывается, вес как у барашка! Ну ничего, на родной земле наберешься сил.

Л у б с а н. Дядя, отпустите, вам тяжело.

Ш а г д а р. А вот этого не дождешься. Теперь я тебя крепко держать буду.

В комнату заглядывает  З а л а х а н а.

З а л а х а н а. Дед Шагдар, а я все рассказала маме. Сейчас я не поеду. Работать пока буду. Потом посмотрю, может, поступлю на заочный.

Ш а г д а р. Правильно, девочка. Учись, работай. Украшай нашу землю.

З а н а в е с.

Я. Верещак

СОКРОВИЩА БАБЫ ЯРИНЫ

Пьеса в одном действии

Перевод с украинского автора.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ВАСИЛИЙ СТЕПАНОВИЧ ЖУРБА (дядя Вася).

ИВАН КУЗЬМИЧ РЯБОКОНЬ.

БАБА ЯРИНА.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

НАДЯ.

ИВАН.

ПЕТРО.

СЕРГЕЙ.

ФОТОГРАФ.

Просторная, не убранная после ремонта комната: слева окно, прямо по центру двустворчатая дверь, в одном из углов сдвинутая в кучу мебель — шкаф, стеллажи, тумбочка, в другом — круглый стол, несколько стульев и ветхое кресло. Динамик на стене и лампочка без абажура.

Доносятся приглушенные голоса, скрежет ключа в замке, который, очевидно, заело. Кто-то колотит в дверь ногой — раз, другой, третий.

Наконец дверь распахивается и в комнату вваливаются  ф о т о г р а ф  и  П е т р о.

Ф о т о г р а ф (обводит взглядом комнату, подходит к окну). Второй этаж, окно выходит на площадь, напротив сельпо, контора, чайная. То есть как минимум два сторожа.

П е т р о. Один, но какой! Дед Ефим с бессонницей и волкодавом.

Входит  И в а н.

И в а н. А где остальные?

П е т р о. В зале.

И в а н  уходит. Смахнув пыль со стола, Петро раскладывает фотоаппаратуру.

Ф о т о г р а ф. Итак, если им удастся заполучить сокровища бабы Ярины, равно как и другие ценные вещи, нам останется только облизнуться.

П е т р о. Дорогой шеф, ты не сердись, но я абсолютно не верю в существование сокровищ бабы Ярины. Да, у нее имеется допотопный кованый