На огненной черте - Константин Михайлович Симонов

по стойке «смирно».

(Читает). «Гражданин Казанцев Алексей Сергеевич, девятнадцати лет, и гражданка Кошкина Ольга Матвеевна, восемнадцати лет, вступили в брак двадцать первого… м-м-м… о чем в книге записей актов гражданского состояния о браке произведена соответствующая запись под номером…»

Ш у с т о в. Дай-ка… (Читает.) «После регистрации брака присвоены фамилии… присвоены фамилии… мужу — Казанцев, жене — Казанцева». (Воеводину.) А?..

В о е в о д и н (берет бумажку у Шустова). Первый раз такую штуку вижу… (Читает вздыхая.) «Жене — Казанцева…»

Кошкин сидит на нарах, ни на кого не глядя.

К р ы л о в (отдавая бумажку Казанцеву). Ладно, потом разберемся. Пошли.

Из коридора опять команда: «Выходи строиться: вторая!»

Ш у с т о в (подходит к Казанцеву, шепчет). Алеша… Слышишь, Алеша…

Казанцев поворачивается к нему, Шустов виновато смотрит на Алексея и неловко протягивает ему сахар.

На-ка… ей…

Казанцев подставляет ладонь, и тут же Воеводин протягивает ему свой сахар. Дальский тоже вынимает из кармана белые комочки, сначала нюхает их, блаженно прикрыв глаза, затем кладет их в ладонь Казанцеву. Тогда и Крылов достает свой сахар.

Входит  О л я.

О л я. Здравствуйте.

Г о л о с. Сколько раз подавать команду?!

К р ы л о в. Пошли… А ты догонишь… Я скажу комбату…

Все, оглядываясь, уходят. Кошкин подходит, обнимает Олю и, не оглянувшись, уходит.

К а з а н ц е в (высыпает Оле в карман пальто сахар). На. От наших ребят подарок. Я же тебе говорил — у нас мировые ребята.

О л я. Послушай… Я боюсь… Я никогда не была на войне и боюсь… Страшно там?..

К а з а н ц е в. Страшно. Но ты не бойся. Я к тебе еще приду. Вот увидишь… Обязательно приду…

О л я. Хорошо. Только ты меня поцелуй… Ты ведь меня еще не целовал.

Казанцев подходит к Оле и целует ее.

К а з а н ц е в. Только ты жди… Обязательно жди… Слышишь?!

З а т е м н е н и е.

XVI

У красной кирпичной стены стоят  ж е н щ и н ы. Их мужья, сыновья, братья уходят снова на фронт. Женщины неподвижны и безмолвны. Стучит в тишине метроном. Слышна команда: «Равняйсь! Смирно! Нале-во! На ре-мень! Шагом марш!» Полк уходит…

На авансцене  Ж е н щ и н а.

Ж е н щ и н а.

Я никогда героем не была,

не жаждала ни славы, ни награды.

Дыша одним дыханьем с Ленинградом,

я не геройствовала, а жила.

И не хвалюсь я тем, что в дни блокады

не изменяла радости земной,

что, как роса, сияла эта радость,

угрюмо озаренная войной.

Сестра моя, товарищ, друг и брат,

ведь это мы, крещенные блокадой!

Нас вместе называют — Ленинград!

И шар земной гордится Ленинградом.

Двойною жизнью мы сейчас живем:

в кольце и стуже, в голоде, в печали,

мы дышим завтрашним

счастливым, щедрым днем, —

мы сами этот день завоевали.

И ночь ли будет, утро или вечер,

но в этот день мы встанем и пойдем

воительнице-армии навстречу

в освобожденном городе своем.

Мы выйдем без цветов,

в помятых касках,

в тяжелых ватниках,

в промерзших полумасках,

как равные, приветствуя войска.

И, крылья мечевидные расправив,

над нами встанет бронзовая Слава,

держа венок в обугленных руках.

Музыка.

З а н а в е с.

Ю. Чепурин

СТАЛИНГРАДЦЫ

Народная драма в четырех действиях, пяти картинах, с эпилогом

Светлой памяти генерал-лейтенанта К. А. Гурова, члена Военного совета 62-й армии.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Д ы б и н — командарм.

Л а в р о в — начальник штаба армии.

К л и м о в — командир дивизии.

Ж и л и н — начальник штаба дивизии.

Ш е л е с т — комиссар дивизии.

Я ш к а  Б у б е н — краснофлотец.

К у д р о в — снайпер.

Ф а р м а н о в  Ф а т а х — боец-узбек.

А н д р е й — сержант.

В и т ь к а.

С о к о л — адъютант Климова.

З е м ц о в — молодой военинженер, командир понтонного батальона.

З о я — телефонистка.

Т е л е ф о н и с т.

Р а д и с т.

Г р е б е ш к о в — писарь наградного отдела.

З а х а р ы ч — бакенщик.

Ю л ь к а — его дочь.

Е г о р — жених Юльки, студент с Урала.

С л е п о й  с т а р и к.

Г а л ч и х а.

М у ж  Г а л ч и х и.

В а л е н т и н а  А н д р е е в н а.

Ж е н я — ее дочь, 15 лет.

М о л о д а я  ж е н щ и н а.

П р о х о р — рабочий завода.

И г н а т ь е в н а — его жена.

П е р в ы й  х о з я й с т в е н н и к.

В т о р о й  х о з я й с т в е н н и к.

К о м е н д а н т  п е р е п р а в ы.

Ч а с о в о й  н а  п е р е п р а в е.

Г о р б о в — начальник штаба бригады.

Н а ч а л ь н и к  б о е п и т а н и я.

К о л я д а — боец.

П е р в ы й  о ф и ц е р  с в я з и.

В т о р о й  о ф и ц е р  с в я з и.

Т р е т и й  о ф и ц е р  с в я з и.

С к в о р ц о в — офицер связи.

Р а н е н ы й.

Ш а м р а й — подполковник.

А д ъ ю т а н т Д ы б и н  а.

С в я з н о й.

В т о р о й  с в я з н о й.

Р а с т е р я в ш и й с я  б о е ц.

Х е н н е с — немецкий офицер.

Т а у б е — немецкий солдат.

Б о й ц ы,  к о м а н д и р ы,  ж е н щ и н ы,  д е т и,  р а б о ч и е  з а в о д а.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Правый берег Волги. Избушка бакенщика утопает в зелени. Виден левый берег реки. Близко к вечеру. З а х а р ы ч  выносит сигнальные фонари, торжественно заворачивает их в парусину, спускается в яму, вырытую около старой опрокинутой кадки.

Гудок парохода.

З а х а р ы ч. Плачешь? Сигнальные огни ищешь? Похоронены… На ощупь иди. Теперь — на ощупь… А как пароходу без моих огней?.. Говорил начальству — слушать не хотят. Того — нельзя, того — не можем, этого — не имеем права. (Взрывается.) А город за городом сдавать — на то право у вас имеется?

Входит  Е г о р.

Е г о р. Юльку не видал, Захарыч? Станки на паром грузить заканчивают. Последнее задание выполню, и можно ехать.

Протяжный гудок парохода.

З а х а р ы ч. Как надрывается! Человек будто. (Кричит в рупор.) На ощупь иди! На о-шупь!.. (Егору.) Юлька? На воде она, у лодок мельтешится.

Е г о р. Решил, отец? С нами едешь?

З а х а р ы ч. С кем это с «вами»? Ты мне не зять покуда. Аль тайком обкрутились?

Е г о р. Поехали бы на Урал одной семьей. Не передеремся, чай…

З а х а р ы ч. «На Урал»! До Урала добраться надо. Я — лицо должностное. У меня имущества казенного рублей на триста. На кого брошу? «На Урал»! Кабы за десять верст… Нет-нет да и проведал…

Е г о р. Путь не ближний, верно.

З а х а р ы ч. То-то и оно-то… Это тебе, приезжему человеку, все одно — Царицын али Китай-город. А я, может, через год ослепну, ежели волжской водой умываться перестану. А Юльку не держу — не удержишь.

За сценой Юлька поет широкую, надсадную песню.

Вот она! Огни на Волге потухли, немец кровью Волгу замутил, а она горло дерет.

Вбегает  Ю л ь к а.

Ю л ь к а. Отец, все лодки отправила.

Е г о р. Где ты пропадала? Ехать скоро.

Ю л ь к а. Тихо, тихо, Егор Лексеич.

Е г о р. «Тихо»! Немец к городу прорвался. Все уезжают. А отец не хочет. Ему Волгу жалко. А нас — не жалко.

Ю л ь к а. Успокоился? И ему сейчас шепну словечко, и он станет добрый-добрый… Папаня, мы… пожениться мы решили…

З а х а р ы ч. Вчерашние это новости. Опоздала.

Ю л ь к а. Егор проболтался?

З а х а р ы ч. А то у отца-то глаза помутнели.

Ю л ь к а. А чего ж? Вчера сказал — еду, нынче — не еду. (Ласкается.) А внучонка обещал нянчить…

З а х а р ы ч. Ты подлезешь, ерша те в бок. (Пауза.) Эх, ребята, ребята!.. Нашли время. Уж не знаю —