На огненной черте - Константин Михайлович Симонов

Даже жирок завязался. Ишь гладкий какой стал! (Он подмигнул и загоготал.) Ну как она?

К а з а н ц е в. Слушай, мне всегда не нравились такие шуточки.

Ш у с т о в. А подводить других тебе нравится?

В о е в о д и н. Оставь его. Ты свою злость не здесь показывай. Для этого передовая есть.

Ш у с т о в. Да?.. А может, на передовой будет поздно? Может, он на передовой у меня за спиной драпанет? Тогда что?

К а з а н ц е в (возмущенно). Ну это ты…

К р ы л о в (кричит). Смирно!

Входит  К о м а н д и р.

К о м а н д и р. Вольно!

К р ы л о в. Вольно!

К о м а н д и р. Вот что. Завтра в семнадцать ноль-ноль выступаем. (Улыбается.) Отдохнули? Отдохнули. И хватит, не правда ли? Отформировались. Так что всем быть готовыми. Все.

Командир ушел. Все расходятся по своим местам.

Дальский удерживает Казанцева.

Д а л ь с к и й. Вы были в театре?

К а з а н ц е в. Да.

Д а л ь с к и й. С ней?..

К а з а н ц е в. Большущее вам спасибо… Большущее.

Вдруг Шустов рычит, именно рычит. На четвереньках он мечется по нарам то в одну, то в другую сторону, подкидывая вещевые мешки, шинели, тюфяки. Он обращается ко всем шепотом.

Ш у с т о в. Пайка… Здесь… Была… (Рычит, потрясая вытянутыми ладонями.) Пай-ка!!

Шустов медленно поворачивает голову в сторону Казанцева. Алексей стоит прямо, словно в карауле. Шустов мягко спрыгивает на пол, сгибает в локтях руки, растопыривает пальцы и идет на Казанцева.

Ты!!! Ты!! (Хрипит.) Суке своей носишь, а сам, а сам… чужое… чужое жрать!.. (Надвигается на Казанцева.) Сволочь… Хлеб… Хлеб — это… Это святыня!!

Когда его от Казанцева отделяет один лишь шаг, между ними встает Кошкин. Он протягивает Шустову ладонь, на которой лежит пайка хлеба.

К о ш к и н. На!.. Искать не умеешь, сопляк!..

Некоторое время Шустов смотрит на хлеб, затем берет его и быстро ест. Дальский около нар нагибается и поднимает с полу пайку хлеба. Все это видят. Мертвая тишина. Дальский с протянутой рукой выходит на середину.

Д а л ь с к и й. Простите, а это чья?..

Пауза.

К р ы л о в. Я спрашиваю, чья это пайка?

Воеводин отворачивается. Шустов подходит к нарам, он плачет. Плачет беспомощно и жалко. Кошкин подходит к Дальскому, берет свою папку хлеба, аккуратно заматывает его в тряпочку и кладет в карман.

Д а л ь с к и й. Вот такие пироги…

Друг на друга никто не смотрит.

К р ы л о в (оглядываясь). Казанцев!

Но Казанцева в комнате уже нет.

Казанцев!.. (Воеводину.) Быстро! Там! В пирамиде! Его карабин!

Воеводин выскакивает из комнаты и тут же возвращается.

В о е в о д и н. Карабина там нет. И его нет.

Крылов выбегает в коридор.

К р ы л о в (кричит). Казанцев!.. Алеша!.. Казанцев!..

Ответа нет.

Все!.. Вот теперь все…

З а т е м н е н и е. Метроном.

XIII

В луче — К р а с н о а р м е е ц  в шинели.

К р а с н о а р м е е ц.

…Милая Наташа,

прочти и своей родне скажи:

спасибо вам за ласку вашу,

за вашу правильную жизнь.

Но я прошу, Наташа, очень:

ты не пиши, как прошлый раз,

мол, «пожалей себя для дочки,

побереги себя для нас»…

Мне стыдно речи эти слушать!

Прости, любимая, пойми,

что Ленинград ожег мне душу

своими бедными детьми.

Я в Ленинграде, правда, не был,

но знаю — видели бойцы:

там дети плачут, просят хлеба,

а хлеба нет… А мы — отцы…

И я, как волка, караулю

фашиста сутками в снегу,

и от моей свирепой пули

пощады не было врагу.

Промерзну весь — дрожу, устану…

Уйти? А вспомню про детей —

зубами скрипну и останусь.

— Нет, — говорю, — постыдный гад,

палач детей, — я здесь, я слышу.

На, получай еще заряд

за ленинградских ребятишек!

— Наташа, береги Катюшу,

но не жалей меня, жена.

Не обижай тревогой душу,

в которой ненависть одна.

Нельзя дышать, нельзя, жена,

когда дитя о хлебе плачет…

Да ты не бойся за меня.

А как я жить могу иначе?

Комната Кошкиных. О л я  что-то пишет. Стук в дверь. Входит  К а з а н ц е в.

О л я. Ты?

К а з а н ц е в. Я.

О л я. Здравствуй, А я к тебе собиралась вечером. Я очень волновалась… когда вчера… вы ушли с отцом… Я тоже хотела… Но не смогла… От страха, наверно…

К а з а н ц е в. Я же обещал.

О л я. Ага… Я знала, что ты придешь. Вот видишь, даже записку на дверях хотела повесить. (Читает.) «Я на работе, в сберкассе, Лиговка, 17». Рядом.

К а з а н ц е в. Чего-чего?

О л я. Сегодня я в первый раз вышла на работу. А после работы, если бы хватило сил, пошла бы к вам… к тебе…

К а з а н ц е в. Неужели сейчас сдают деньги?

О л я. Деньги? Не знаю… Я давно не была на работе. Может, кто и приходил. У нас много вкладчиков. У нас всегда было много вкладчиков. И ведь каждый может прийти в любое время.

К а з а н ц е в (весело). Правильно. А я-то, болван! Я совсем забыл, что люди все покупают на деньги, а излишки, у кого они, конечно, есть, кладут в сберкассу. Когда-то я учил: «Товар, деньги, товар», а может, так: «Деньги, товар, деньги».

О л я. Ну вот и я точно так подумала сегодня.

К а з а н ц е в (удивленно). Что?

О л я. Очень просто. Проснулась и вспомнила: надо же составить годовой отчет. Все сберкассы, наверно, давно сдали, а мы нет. У нас никого уже не осталось, только я. Вот и вспомнила: без годового отчета никак нельзя, иначе все запутается, особенно проценты.

К а з а н ц е в (восхищенно). Здорово! Это так здорово! Ты очень правильно подумала!

О л я (вздыхает). Только мне тяжело… Пока… Пока тяжело…

К а з а н ц е в. Ты умница. Ты обязательно справишься. А сейчас мы пойдем не в сберкассу, а в загс. У меня только один час, иначе из меня опять сделают дезертира.

О л я. Наклонись.

Алексей наклонился. Оля провела ладонью по его лицу.

А разве так можно?.. Вот так… сразу… в загс?..

К а з а н ц е в. Только так и можно. Ведь мы еще вчера решили.

О л я. А может, не надо?..

К а з а н ц е в. Надо.

О л я (встав из-за стола). Послушай. У меня перед войной был один случай… Во дворе у нас жил мальчишка. Я его давно знала. Он пошел после школы работать на Кировский завод. Понимаешь, мы даже с ним дрались когда-то. А вот когда он пошел на Кировский, с ним что-то случилось. Однажды шла я вечером домой, а он стоит в подъезде. «Ты, — говорю, — чего тут?» А он мне: «Тебя жду». И стал ко мне приставать, и хотел поцеловать, а я убежала.

К а з а н ц е в. Зачем ты это рассказываешь?

О л я. Ты слушай… Сидела я на работе. Вдруг он заходит. Увидел