Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

не разговаривал сам с собой. Это тебе не к лицу.

Я н. Приложу все усилия!

А н н а  (с сачком для бабочек). Махаон и роза — слышишь, книгочей!

М а р и я (с флажком). Знамя и девушка — слышишь, вертопрах!

Я н. Бабочка-сфинкс и роза. Знамя и девушка. Блудница и госпожа. Проснись, лежебока! Вставай! Прибаутки да старые куплеты, околевавшие на оси времени, не забудутся, воскреснут под рождество. Они возвращаются каждую весну в тысячный раз и впервые. И повторяться им часто, как былям о дамах. Как небылицам о потаскушках. А девушки будут руководствоваться песнями и пословицами.

М а р и я. На темени библейской горы — гнездо голубки. В этом нет сомнения, ибо высокие лестницы заканчиваются низким порогом, за которым — жилище. Ложе и стол, вертопрах!

А н н а. Вы трудитесь с примерным усердием, но без толку.

М а р и я. Буду говорить и говорить — до первых петухов. А там — не раскрою рта год и еще день.

А н н а. Ладно, от вас не дождешься ничего, кроме глупых банальностей.

М а р и я. Шлюха!

М а г и с т р. Добрый вечер! Добрый вечер, Ян! Пока вы тут резвились, помышляя лишь о забавах, настал час заняться астрономией. Я пришел. Я сыт. Трезв. Вот она — кромешная чернота времени, исписанная молниями имен. Вот вечерняя звезда Кассиопея. Вот Большая Медведица.

М а р и я. Я вижу тьму, а посреди нее — звезду.

А н н а. Я вижу звезду.

Я н. Я вижу неведомое и ненареченное созвездие.

М а г и с т р. Неверно!

Я н. Одни слова! Стихи, лишенные смысла!

М а г и с т р. Могучие слова. Поэма, ограничивающая бесконечность. Последовательность чисел. Обозримое множество. Звездная система! Мой мальчик, будь настороже. Учись, дабы не остаться дураком, ибо люди при рождении лишены ума! Вот они, вечерние звезды, — Кассиопея, Медведица, Близнецы.

А н н а (курит). Медведица и Близнецы.

М а г и с т р. Ладно! Будем друзьями. Дайте мне розу, простите, я хотел сказать — огонь. В минуту отдыха, ибо нельзя учиться без передышки, я буду рассказывать вам о властителях, которые были и которых уже нет. О великих любовниках, о завоевателях. Обо всем том, про что девушки слушают затаив дыхание.

Я н. Сумасброд!

М а г и с т р. Я не спешу. Я снисходителен, ибо я стар.

СЦЕНА ВТОРАЯ

Т е т я. Настоятельно прошу вас, господа, помогите мне, ибо я уже сыта по горло. Ян делает вид, будто у него нет родных. Часами молчит или, наоборот, говорит слишком много и дерзко.

М а г и с т р. А я уж испугался, что на кухне произошла катастрофа. Что служанка разбила миску.

Т е т я. Ничего подобного, магистр, вся посуда на месте, но ваш горе-ученик решил уйти из дому. Говорит об океане и о каком-то грозовом рае. Эта последняя бессмыслица, милостивый государь, напоминает мне ваши уроки.

М а г и с т р. Выражение и впрямь довольно удачное.

Я н. Я говорил об университетском городе.

Д я д я. Вы слышали? Молодой господин, который еще вчера был на побегушках у парней постарше, покидает дом. Далек ли путь?

Я н. Не из самых дальних. Впрочем, в наши просвещенные времена можно путешествовать без помех.

Д я д я. Какой невыразительный ответ! Какая жалкая отговорка!

Т е т я. Он ведет себя ужасно, он несносен.

М а г и с т р. Вот она — любовь ростовщиков! Сколько процентов вы с него запросите и долго ли он будет вам выплачивать?

Т е т я. Он груб.

Д я д я. Пока твои выходки были хотя бы разнообразны, я еще не терял надежды. Но упорство, с которым ты повторяешь одно и то же, меняет дело. Ты неисправим! Вы видите эти оленьи рога безобразия и неразумия! Видите эти взгляды, обращенные к дверям, словно у хищника в клетке!

М а г и с т р. Ничего, тут нет ничего нового. Я без опасений наблюдаю за беспокойством, обуявшим Яна, для меня это гарантия высокого духа.

Д я д я. Извините, не понял.

М а г и с т р. Дубы безумства покрываются новой листвой. Ах, милостивый государь, какие это старые деревья! Весна и лето. Осень и зима. Вечная смена декораций, согласно установленному распорядку. Я убежден — гражданские добродетели начинаются с юношеского безрассудства и опрометчивых поступков.

Т е т я. В наши времена на вопросы следовали ответы и люди одевались прилично. Я говорю вам, у Яна ничего не приготовлено в дорогу. Он гол как сокол, а в кармане — блоха на аркане. Потому что, как я опасаюсь, на авантюры дядя не выбросит и ломаного гроша.

Д я д я. Вы одобряете это безрассудство, магистр?

М а г и с т р. Если бы время его не было столь ограничено. Время роз, время жатвы. Время измороси и вьюг. Если б оно длилось дольше, у него и название было бы достойное.

Т е т я. Право слово!

Д я д я. Сомневаюсь.

Я н. Прошу вас, разрешите мне отправиться во Францию.

Д я д я. Вот что, магистр, поменьше снисходительности, ибо нет ничего опаснее легковерия глупцов.

М а г и с т р. Париж ныне обезлюдел.

Д я д я. Запрещаю тебе думать о странствиях, Ян! Пора слезать с коня иллюзий! Не подражай безумцу, которого ты видел на дороге у опушки леса. Расседлывай! Посмейся вместе с нами! Я же говорю, магистр, мне безразлично, как выглядит отвращенный от нас лик луны. Мне безразличен румянец на щеках ревнителей идеи и тем большая бледность нищеты. Мне дела нет до громыхания проплывающей тучи или дырявого барабана. К чертям! Кому, кроме сидящего в котле котельщика, понравится несуразная пестрота пустопорожнего грохота?

М а г и с т р. Шелест страниц в библиотеках. Гул труда. Рокот мира.

Нарастающее громыхание.

Прислушайтесь!

Т е т я. Пожалуй, я знаю, чего ты хочешь, Еник. Близ гаснущей лампы слышнее голоса ночи. Эти звуки еле различимы, но внушают нам тысячи разных идей. Я готова побиться об заклад, что ты хочешь неожиданно вмешаться в историю, придуманную от начала до конца. Для тебя это игра. Как детство, как свидание с возлюбленной, как всадник, тень которого безмолвно пересекла спальню.

М а г и с т р. Этого я и ожидал! Женщины всегда говорят о своих болячках. Жаль, мы зря потеряли время, а ведь сейчас речь идет лишь о сумасбродстве Яна, ни о чем другом.

Я н. Вы говорите обо мне как о больном.

М а г и с т р. Да, потому что ты слишком здоров.

Д я д я. Вы преувеличиваете.

М а г и с т р. Это необходимо, чтобы меня поняли.

Я н. Мой учитель и вы, дядя, дали мне столько знаний, что я не боюсь очутиться один в чужом городе и даже в местах не столь безопасных, как это предместье. Наш дом — правильный куб, и четырежды одинаковый пейзаж четырежды повторяется в его окрестностях. Вечно одно и то же. Перед рассветом вы возлагаете надежды на грядущий день, а с утра уже ждете ночи. Вечно одно и то же. Ваши книги, магистр, вы меня простите, непомерно растянуты и нелепы.

Т е т я. Если хорошенько подумать, если правильно подойти к делу, то, собственно, все это — лишь твоя размолвка с магистром. Магистр, вы были к нему чересчур строги!

Д я д я. Боюсь, что именно строгости и не хватало.

Я н. Брань — плохая утеха.

М а г и с т р (смеется).