Песня Безумного Садовника - Льюис Кэрролл

на сторону сплюнул от сглазу. —

Как сказал бы теперь старина Балабон,

Говорю вам по первому разу.

Это клич Хворобья! Продолжайте считать,

Только в точности, а не примерно.

Это – песнь Хворобья! – повторяю опять.

Если трижды сказал, значит, верно».

Всполошенный Бобер скрупулезно считал,

Всей душой погрузившись в работу,

Но когда этот крик в третий раз прозвучал,

Передрейфил и сбился со счету.

Все смешалось в лохматой его голове,

Ум за разум зашел от натуги.

«Сколько было вначале – одна или две?

Я не помню», – шептал он в испуге.

«Этот палец загнем, а другой отогнем…

Что-то плохо сгибается палец;

Вижу, выхода нет – не сойдется ответ», —

И заплакал несчастный страдалец.

«Это – легкий пример, – заявил Браконьер. —

Принесите перо и чернила;

Я решу вам шутя этот жалкий пример,

Лишь бы только бумаги хватило».

Тут Бобер притащил две бутылки чернил,

Кипу лучшей бумаги в портфеле…

Обитатели гор выползали из нор

И на них с любопытством смотрели.

Между тем Браконьер, прикипая к перу,

Все строчил без оглядки и лени,

В популярном ключе объясняя Бобру

Ход научных своих вычислений.

«За основу берем цифру, равную трем

(С трех удобней всего начинать),

Приплюсуем сперва восемьсот сорок два

И умножим на семьдесят пять.

Разделив результат на шестьсот пятьдесят

(Ничего в этом трудного нет),

Вычтем сто без пяти и получим почти

Безошибочно точный ответ.

Суть же метода, мной примененного тут,

Объяснить я подробней готов,

Если есть у вас пара свободных минут

И хотя бы крупица мозгов.

Впрочем, вникнуть, как я, в тайники бытия,

Очевидно, способны не многие;

И поэтому вам я сейчас преподам

Популярный урок зоологии».

И он с пафосом стал излагать матерьял

(При всеобщем тоскливом внимании) –

Забывая, что вдруг брать людей на испуг

Неприлично в приличной компании.

«Хворобей – провозвестник великих идей,

Устремленный в грядущее смело;

Он душою свиреп, а одеждой нелеп,

Ибо мода за ним не поспела.

Презирает он взятки, обожает загадки,

Хворобейчиков держит он в клетке

И в делах милосердия проявляет усердие,

Но не жертвует сам ни монетки.

Он на вкус превосходней кальмаров с вином,

Трюфелей и гусиной печенки;

Его лучше в горшочке хранить костяном

Или в крепком дубовом бочонке.

Вскипятите его, остудите во льду

И немножко припудрите мелом,

Но одно безусловно имейте в виду:

Не нарушить симметрию в целом!»

Браконьер мог бы так продолжать до утра,

Но – увы! – было с временем туго;

И он тихо заплакал, взглянув на Бобра,

Как на самого близкого друга.

И Бобер ему взглядом признался в ответ,

Что он понял душою за миг

Столько, сколько бы он и за тысячу лет

Не усвоил из тысячи книг.

Они вместе в обнимку вернулись назад,

И воскликнул Банкир в умилении:

«Вот воистину лучшая нам из наград

За убытки, труды и терпение!»

Так сдружились они, Браконьер и Бобер –

Свет не видел примера такого, —

Что никто и нигде никогда с этих пор

Одного не встречал без другого.

Ну а если и ссорились все же друзья

(Впрочем, крайне беззубо и вяло),

Только вспомнить им стоило песнь Хворобья,

И размолвки их как не бывало!

Вопль шестой. Сон Барабанщика

И со свечкой искали они, и с умом,

С упованьем и крепкой дубиной,

Понижением акций грозили притом

И пленяли улыбкой невинной.

И тогда Барабанщик (и Бывший Судья)

Вздумал сном освежить свои силы,

И возник перед ним из глубин забытья

Давний образ, душе его милый.

Ему снился таинственный сумрачный Суд

И внушительный Снарк в парике

И с моноклем в глазу, защищавший козу,

Осквернившую воду в реке.

Первым вышел Свидетель, и он подтвердил,

Что артерия осквернена.

И по просьбе Судьи зачитали статьи,

По которым вменялась вина.

Адвокат под конец выступления взмок,

Говорил он четыре часа;

Но никто из собравшихся так и не смог

Догадаться, при чем тут коза.

Впрочем, мненья присяжных сложились давно,

Всяк отстаивал собственный взгляд,

И решительно было ему все равно,

Что коллеги его говорят.

Снарк воскликнул: – Но это же галиматья!

Суть не в доводах, а в показаньях.

Что гласит нам, друзья, сто восьмая статья

Уложения о наказаньях?

Обвиненье в измене легко доказать,

Подстрекательство к бунту – труднее,

Но уж в злостном банкротстве козу обвинять,

Извините, совсем ахинея.

Я согласен, что за оскверненье реки

Кто-то должен быть призван к ответу,

Но ведь надо учесть то, что алиби есть,

А улик убедительных нету.

Господа! – тут он взглядом присяжных обвел. —

Честь моей подзащитной всецело

В вашей власти. Прошу обобщить протокол

И на этом суммировать дело.

Но Судья никогда не суммировал дел –

Снарк был должен прийти на подмогу;

Он так ловко суммировать дело сумел,

Что и сам ужаснулся итогу.

Нужно было вердикт огласить, но опять

Оказалось Жюри в затрудненье:

Слово было такое, что трудно понять,

Где поставить на нем ударенье.

Снарк был вынужден взять на себя этот труд,

Но когда произнес он: ВИНОВЕН! –

Стон пронесся по залу, и многие тут

Повалились бесчувственней бревен.

Приговор зачитал тоже Снарк – у Судьи

Не хватило для этого духу.

Зал почти не дышал, не скрипели скамьи,

Слышно было летящую муху.

Приговор был: «Пожизненный каторжный срок,

По отбытьи же оного – штраф».

– Гип-ура! – раза три прокричало Жюри,

И Судья отозвался: Пиф-паф!

Но тюремщик, роняя слезу на паркет,

Поуменьшил восторженность их,

Сообщив, что козы уже несколько лет,

К сожалению, нету в живых.

Оскорбленный Судья, посмотрев на часы,

Заседанье поспешно закрыл.

Только Снарк, верный долгу защиты козы,

Бушевал, и звенел, и грозил.

Все сильней, все неистовей делался звон –

Барабанщик очнулся в тоске:

Над его головой бушевал Балабон

Со звонком капитанским в руке.

Вопль седьмой. Судьба банкира

И со свечкой искали они, и с умом,

С упованьем и крепкой дубиной,

Понижением акций грозили притом

И пленяли улыбкой невинной.

И Банкир вдруг почуял отваги прилив

И вперед устремился ретиво;

Но – увы! – обо всем, кроме Снарка, забыв,

Оторвался он от коллектива.

И внезапно ужасный пред ним Кровопир

Появился, исчадие бездны,

Он причмокнул губами, и пискнул Банкир,

Увидав, что бежать бесполезно.

– Предлагаю вам выкуп – семь фунтов и пять,

Чек выписываю моментально! –