Александр Пушкин - Борис Годунов

Ф е о д о р

Поди, старик, я беднее тебя, ты на воле.

К с е н и я под покрывалом подходит также к окну.

О д и н и з н а р о д а

Брат да сестра! бедные дети, что пташки в клетке.

Д р у г о й

Есть о ком жалеть? Проклятое племя!

П е р в ы й

Отец был злодей, а детки невинны.

Д р у г о й

Яблоко от яблони недалеко падает.

К с е н и я

Братец, братец, кажется, к нам бояре идут.

Ф е о д о р

Это Голицын, Мосальский. Другие мне незнакомы.

К с е н и я

Ах, братец, сердце замирает.

Г о л и ц ы н, М о с а л ь с к и й, М о л ч а н о в

и Ш е р е ф е д и н о в. За ними т р о е с т р е л ь ц о в.

Н а р о д

Расступитесь, расступитесь. Бояре идут.

Они входят в дом.

О д и н и з н а р о д а

Зачем они пришли?

Д р у г о й

А верно, приводить к присяге Феодора Годунова.

Т р е т и й

В самом деле? – слышишь, какой в доме шум! Тревога, дерутся...

Н а р о д

Слышишь? визг! – это женский голос – взойдем! – Двери заперты – крики замолкли.

Отворяются двери. Мосальский является на крыльце.

М о с а л ь с к и й

Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы.

Народ в ужасе молчит.

Народ безмолвствует.

Конец

Сцена I

Комната.

С а л ь е р и

Все говорят: нет правды на земле.Но правды нет – и выше. Для меняТак это ясно, как простая гамма.Родился я с любовию к искусству;Ребенком будучи, когда высокоЗвучал орган в старинной церкви нашей,Я слушал и заслушивался – слезыНевольные и сладкие текли.Отверг я рано праздные забавы;Науки, чуждые музыке, былиПостылы мне; упрямо и надменноОт них отрекся я и предалсяОдной музыке. Труден первый шагИ скучен первый путь. ПреодолелЯ ранние невзгоды. РемеслоПоставил я подножием искусству;Я сделался ремесленник: перстамПридал послушную, сухую беглостьИ верность уху. Звуки умертвив,Музыку я разъял, как труп. ПоверилЯ алгеброй гармонию. ТогдаУже дерзнул, в науке искушенный,Предаться неге творческой мечты.Я стал творить, но в тишине, но в тайне,Не смея помышлять еще о славе.Нередко, просидев в безмолвной кельеДва, три дня, позабыв и сон и пищу,Вкусив восторг и слезы вдохновенья,Я жег мой труд и холодно смотрел,Как мысль моя и звуки, мной рожденны,Пылая, с легким дымом исчезали.Что говорю? Когда великий ГлюкЯвился и открыл нам новы тайны(Глубокие, пленительные тайны),Не бросил ли я всё, что прежде знал,Что так любил, чему так жарко верил,И не пошел ли бодро вслед за нимБезропотно, как тот, кто заблуждалсяИ встречным послан в сторону иную?Усильным, напряженным постоянствомЯ наконец в искусстве безграничномДостигнул степени высокой. СлаваМне улыбнулась; я в сердцах людейНашел созвучия своим созданьям.Я счастлив был: я наслаждался мирноСвоим трудом, успехом, славой; такжеТрудами и успехами друзей,Товарищей моих в искусстве дивном.Нет! никогда я зависти не знал,О, никогда! – ниже2, когда ПиччиниПленить умел слух диких парижан,Ниже2, когда услышал в первый разЯ Ифигении начальны звуки.Кто скажет, чтоб Сальери гордый былКогда-нибудь завистником презренным,Змеей, людьми растоптанною, вживеПесок и пыль грызущею бессильно?Никто!.. А ныне – сам скажу – я нынеЗавистник. Я завидую; глубоко,Мучительно завидую. – О небо!Где ж правота, когда священный дар,Когда бессмертный гений – не в наградуЛюбви горящей, самоотверженья,Трудов, усердия, молений послан —А озаряет голову безумца,Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!

Входит М о ц а р т.

М о ц а р т

Ага! увидел ты! а мне хотелосьТебя нежданной шуткой угостить.

С а л ь е р и

Ты здесь! – Давно ль?

М о ц а р т

Сейчас. Я шел к тебе,Нес кое-что тебе я показать;Но, проходя перед трактиром, вдругУслышал скрыпку... Нет, мой друг, Сальери!Смешнее отроду ты ничегоНе слыхивал... Слепой скрыпач в трактиреРазыгрывал voi che sapete1. Чудо!Не вытерпел, привел я скрыпача,Чтоб угостить тебя его искусством.Войди!

Входит с л е п о й с т а р и к со скрыпкой.

Из Моцарта нам что-нибудь!

Старик играет арию из Дон-Жуана;

Моцарт хохочет.

С а л ь е р и

И ты смеяться можешь?

М о ц а р т

Ах, Сальери!Ужель и сам ты не смеешься?

С а л ь е р и

Нет.Мне не смешно, когда маляр негодныйМне пачкает Мадону Рафаэля,Мне не смешно, когда фигляр презренныйПародией бесчестит Алигьери.Пошел, старик.

М о ц а р т

Постой же: вот тебе,Пей за мое здоровье.

Старик уходит.

С а л ь е р и

Что ты мне принес?

М о ц а р т

Нет – так; безделицу. Намедни ночьюБессонница моя меня томила,И в голову пришли мне две, три мысли.Сегодня их я набросал. ХотелосьТвое мне слышать мненье; но теперьТебе не до меня.

С а л ь е р и

Ах, Моцарт, Моцарт!Когда же мне не до тебя? Садись;Я слушаю.

М о ц а р т

(за фортепиано)

Представь себе... кого бы?Ну, хоть меня – немного помоложе;Влюбленного – не слишком, а слегка, —С красоткой или с другом – хоть с тобой, —Я весел... Вдруг: виденье гробовое,Незапный мрак иль что-нибудь такое...Ну, слушай же.

(Играет.)

С а л ь е р и

Ты с этим шел ко мнеИ мог остановиться у трактираИ слушать скрыпача слепого! – Боже!Ты, Моцарт, недостоин сам себя.

М о ц а р т

Что ж, хорошо?

С а л ь е р и

Какая глубина!Какая смелость и какая стройность!Ты, Моцарт, Бог и сам того не знаешь;Я знаю, я.

М о ц а р т

Ба, право? может быть...Но божество мое проголодалось.

С а л ь е р и

Послушай: отобедаем мы вместеВ трактире Золотого Льва.

М о ц а р т

Пожалуй;Я рад. Но дай схожу домой сказатьЖене, чтобы меня она к обедуНе дожидалась.

(Уходит.)

С а л ь е р и

Жду тебя; смотри ж.Нет! не могу противиться я долеСудьбе моей: я избран, чтоб егоОстановить, – не то мы все погибли,Мы все, жрецы, служители музыки,Не я один с моей глухою славой...Что пользы, если Моцарт будет живИ новой высоты еще достигнет?Подымет ли он тем искусство? Нет;Оно падет опять, как он исчезнет:Наследника нам не оставит он.Что пользы в нем? Как некий херувим,Он несколько занес нам песен райских,Чтоб, возмутив бескрылое желаньеВ нас, чадах праха, после улететь!Так улетай же! чем скорей, тем лучше.Вот яд, последний дар моей Изоры.Осьмнадцать лет ношу его с собою —И часто жизнь казалась мне с тех порНесносной раной, и сидел я частоС врагом беспечным за одной трапезойИ никогда на шепот искушеньяНе преклонился я, хоть я не трус.Хотя обиду чувствую глубоко,Хоть мало жизнь люблю. Всё медлил я.Как жажда смерти мучила меня,Что умирать? я мнил: быть может, жизньМне принесет незапные дары;Быть может, посетит меня восторг,И творческая ночь, и вдохновенье;Быть может, новый Гайден сотворитВеликое – и наслажуся им...Как пировал я с гостем ненавистным,Быть может, мнил я, злейшего врагаНайду; быть может, злейшая обидаВ меня с надменной грянет высоты —Тогда не пропадешь ты, дар Изоры.И я был прав! И наконец нашелЯ моего врага, и новый ГайденМеня восторгом дивно упоил!Теперь – пора! заветный дар любви,Переходи сегодня в чашу дружбы.

Сцена II

Особая комната в трактире; фортепиано.

М о ц а р т и С а л ь е р и за столом.

С а л ь е р и

Что ты сегодня пасмурен?

М о ц а р т

Я? Нет!

С а л ь е р и

Ты, верно, Моцарт, чем-нибудь расстроен?Обед хороший, славное вино,А ты молчишь и хмуришься.

М о ц а р т

Признаться,Мой Requiem1 меня тревожит.

С а л ь е р и

А!Ты сочиняешь Requiem? Давно ли?

М о ц а р т

Давно, недели три. Но странный случай...Не сказывал тебе я?

С а л ь е р и

Нет.

М о ц а р т

Так слушай:Недели три тому пришел я поздноДомой. Сказали мне, что заходилЗа мною кто-то. Отчего – не знаю,Всю ночь я думал: кто бы это был?И что ему во мне? Назавтра тот жеЗашел и не застал опять меня.На третий день играл я на полуС моим мальчишкой. Кликнули меня;Я вышел. Человек, одетый в черном,Учтиво поклонившись, заказалМне Requiem и скрылся. Сел я тотчасИ стал писать – и с той поры за мноюНе приходил мой черный человек;А я и рад: мне было б жаль расстатьсяС моей работой, хоть совсем готовУж Requiem. Но между тем я...

С а л ь е р и