Белая Богиня - Роберт Грейвс

Авениддион – менестрели из народа, – возможно, действительно скрывали свои тайны, притворяясь одержимыми духами, подобно тому как ирландские поэты, по преданию, таили свои секреты под маской шутовства; авениддион могли черпать вдохновение во вкушении галлюциногенных грибов. Однако «Битва деревьев», «Союз врагов» и другие загадочные поэмы из пестрой и бессвязной «Книги Талиесина» производят впечатление бессмыслицы лишь потому, что их тексты подверглись намеренному искажению, а их фрагменты сознательно поменяли местами, разумеется, для того, чтобы поэты могли избежать обвинения в ереси со стороны какого-нибудь бдительного церковника. Этим объясняется также включение в неоднородный по своему составу текст «Книги» примитивных и скучных религиозных поэм, призванных обеспечить религиозное алиби. К сожалению, бóльшая часть оригинальной «Книги» утрачена, а это существенно затрудняет осмысленную реконструкцию оставшихся фрагментов. Пока я не располагаю ни заслуживающей доверия редакцией оригинального текста, ни его переводом на английский, иначе бы я ими воспользовался. Когда они будут опубликованы, все станет значительно проще. Однако важно, что, по мнению Гиральда, авениддион происходили от троянцев; иными словами, он подразумевает, что они унаследовали свои таинственные способности не от кимров, а от более древних жителей Уэльса, побежденных кимрами.

Контекст версии «Повести» XIII в. можно воссоздать по сведениям, сообщаемым Гвинном Джонсом о Филипе Брэдиде из Лланбадарн-Ваура, и по стихотворению, в котором Филип Брэдид упоминает свой спор с «beirdd yspyddeid», вульгарными виршеплетами, о том, кто более достоин первым сложить рождественскую песню принцу Рису Йейянку:

«Это стихотворение представляет собой чрезвычайно ценное свидетельство, поскольку убедительно доказывает, что к этому времени низшее сословие валлийских бардов так или иначе добилось для себя права появляться при дворе и разрешения состязаться с членами более закрытой поэтической корпорации. Необычайно трудно с уверенностью восстановить смысл поэмы, однако, по-видимому, бард сетует на несоблюдение или отмену старинного обычая, которого неукоснительно придерживались ранее при дворе Тувдуров [впоследствии английской королевской династии Тюдоров], где после битвы никто не оставался без вознаграждения и где и сам он нередко бывал оделяем дарами. Если хвала была данью храбрости, то тогда он мог рассчитывать на вознаграждение хмельным медом, в противном случае его могло ждать „ermid“, отшельничество. Кроме того, бард упоминает некоего Блиддрива, который не пожелал воздать ему должное, и, по-видимому, намекает, что Блиддрив запятнал себя кропанием лживых стихов; Блиддрива он бранит „twyll i gwndid“ [дословно – извратителем поэтических обычаев]. Следовательно, в поэме содержится намек на то, что осуждаемый Блиддрив написал песню, не соблюдая каноны. Далее, Филип говорит, что Трон Мэлгуна Хира (Мэлгуна Высокого) предназначен бардам, а не виршеплетам, кропающим стишки противно всем обычаям, и что, для того чтобы заслужить Трон верховного барда, состязаться за право его занять дóлжно, только получив благословление святых, не согрешив против истины и соблюдая установленный сословный порядок. Пенкерддом („Penkerdd“, бардом, относящимся к высшему поэтическому сословию) не мог быть избран „неискусный поэт“. Во втором стихотворении поэт просит своего покровителя, возможно также из династии Тюдоров, не обойти вниманием словопрение бардов и рифмоплетов, а также упоминает о появлении Эльфина на бардовских состязаниях при дворе Мэлгуна. Бард говорит о том, что, если пустая болтовня стала причиной множества долгих размолвок, если в Гвинедде [Северном Уэльсе] стала слышаться речь чужеземцев, если женщины сделались порочны, а люди готовы внимать глупым сказкам, то повинны в том песни недостойных «лжебардов», не знающих грамматики и не ведающих чести. Филип торжественно заявляет, что негоже смертному посягать на установленный Господом сословный порядок, в коем надлежит ему видеть дар Небес. Он оплакивает упадок сословия бардов и описывает свою собственную песню как „древнюю песню Талиесина“, которая, говорит он, и это важно, „сама пленяла новизною девять раз по семь лет“. „И пусть, – добавляет он в конце, – погребут его в могиле, в сырой земле, – пока не нарекут белое черным и черное белым, поэты не перестанут служить музе, как Солнце и Луна не перестанут двигаться на кругах своих; и пока ложь не одолеет истину или Господь не отвратит от нас свою милость, эти вульгарные виршеплеты будут посрамлены на поэтическом состязании: Господь не попустит их тщеславия и надменности“.

Следует заметить, что в этих стихотворениях излагается очень интересная точка зрения на причины раздора между разными сословиями бардов. Очевидно, что песнь Талиесина и поэтическое состязание бардов при дворе Мэлгуна Хира задают своеобразные стандарты, что стандарты эти, по мнению поэтов XII в., устанавливались в соответствии с волей святых, как того требует истина, с соблюдением сословного порядка, что к состязаниям не допускались барды низшего сословия и что „неискусный поэт“ не мог сделаться Пенкерддом. Утверждается, что чужеземная речь, пороки женщин и глупые сказки пришли даже на землю Гвинедда, где некогда покровительствовал поэтическим состязаниям Мэлгун, – и все из-за недостойных „лжебардов“, не знающих грамматики. Вероятно, с точки зрения Филипа, песнь официального или придерживающегося традиций барда – дар Божий, а суть таковой песни – истина, тогда как более современные песни ложны, и Филип Брэдид, отстаивая свое право на истинный поэтический дар, был готов, так сказать, умереть под забором. И тем не менее мы видим, что рифмоплетам позволили в Рождество слагать песни при дворе Риса Йейянка.

Следует указать также, что в первом стихотворении Филипа Брэдида упоминается некий Блиддрив, не пожелавший оказать ему должные почести. Его собственную песнь, если я правильно интерпретировал чрезвычайно эллиптический синтаксис стихотворения, Филип описывает как стихотворение с неурегулированным размером или с нетрадиционным ритмом. Нельзя исключать, что речь здесь идет о печально известном Бледри, которого описывает Гиральд Камбрийский: он-де был „знаменитый сочинитель небылиц, живший совсем незадолго до нас“. Возможно, Бледри был одним из тех, кто декламировал валлийские сказания по-французски и тем самым способствовал их укоренению в других языках. Гастон Парис[84] еще в 1879 г. высказал мнение, что Бледри – это Брери, которому приносит долг благодарности Томас[85], автор французской поэмы о Тристане, описывая его как человека, знавшего „les histoires et les contes de tous les rois et comtes qui avaient vécu en Bretagne“[86]. Филип Брэдид, по преданию, жил и творил в 1200–1250 гг. Поскольку Рис Йейянк, его покровитель, умер в 1220 г., Филип, вероятно, родился до 1200 г. Сам Гиральд Камбрийский умер в 1220 г. Это означает, что они были примерно современниками и потому могли говорить об одном и том же Бледри. В любом случае это единственное известное мне упоминание в валлийском источнике некоего Бледри, потенциально соотносимого с тем, кого описывает Гиральд. Однако я не буду класть в основу своих рассуждений гипотезу