Кодекс чести морского офицера. Русский Императорский флот. Страницы истории, дух и дисциплина - Коллектив авторов

дающий ему это право. Совсем другое дело, если на ту же точку становилась петербургская, кронштадтская или иная канцелярия. Она людей не могла знать. Она должна была точно придерживаться бумажной очереди. Тогда более способные и работающие считали свои заслуги недостаточно оцененными. Если же она позволяла себе отступления от очереди, то немедленно обиженные приписывали свою неудачу подпольным интригам. Как бы она ни поступала, всегда появлялись обвинения в несправедливости. Бумага присвоила себе власть, и ее немедленно объявили узурпатором. Посыпались протесты, насмешки. Наши же бюрократы были так далеки от всякого понимания требований жизни, что они приписывали эти явления нежеланию плавать и работать и принимали самые суровые меры к их подавлению. Итак, первым результатом воцарения бумаги были антагонизм и взаимное недоверие начальников и подчиненных.

Последствия ценза

Практическим последствием нового закона было массовое бегство из флота. При этом старания привлечь офицеров на корабли создали такие льготы для много плававших, что ими воспользовались именно самые опытные и энергичные строевики. Для них новый режим оказался наиболее невыносим. Способные и деятельные люди хуже всего переносят обезличивание. Осталась молодежь и люди, менее чувствительные к общему делу или не имеющие возможности уйти вследствие прежней вполне сухопутной службы и принужденные теперь начать свою морскую карьеру. Из таких людей и составился отныне главным образом элемент руководителей и вождей нашего флота.

Дальнейшее поведение нашего личного состава, под автоматической регулировкой ценза, всем известно. Оно отличалось полной апатией к общему делу и преобладанием личных интересов. Работали настолько, насколько это нужно было для достижения индивидуальных целей. А на благополучие флота все махнули рукой. Сознавали, что ничего не поделаешь. Корабли и вообще вся материальная часть скверная, произведение какого-то бессмысленного хаоса, команда и офицеры на них временные, друг другу чужие, начальники без всякого престижа, без прав и авторитета, предмет критики и насмешек подчиненных, вся обстановка обучения и образования бутафорская, собственная судьба каждого точно предопределена параграфами списков, так что для совершения карьеры требовалось только время, – вот условия, при которых наш флот цензовал, утешая себя надеждой, что авось войны не будет. Усилия отдельных людей пропадали бесследно. Всякая инициатива, всякое напряжение воли поглощались инертностью коллегиального начала и бумажного предопределения. О воспитании военного духа и военного сознания в такой среде, конечно, и говорить нечего. Напротив, она все больше развивала и укрепляла ложные взгляды и превратные понятия. Люди, вышедшие из нее и привыкшие к ней, совершенно потеряли способность оценки элементов военного быта. Этим только и может объясниться количество грубейших стратегических, тактических и организаторских ошибок, совершенных до и во время войны. После обезличения строевого состава его значение все больше отодвигалось на задний план, пока его роль в экономии военного дела не сошла до общего уровня значения труда в некультурном нашем Отечестве. Дикие народы отличаются неспособностью оценить такую отвлеченную величину, как человеческая работа, а особенно умственная. Деньги и материал им всегда кажутся несравненно ценнее. Сам труд оценивается не по качеству, а по количеству. Готовы вознаградить лишь тяжесть усилия и его продолжительность, и то самой мелкой монетой. Об оценке труда по его значению для окружающих и по его влиянию на исход дела малоразвитые люди понятия не имеют. Такая комбинация для них слишком сложна и может признаваться лишь в более образованном обществе. У нас в России в общей массе мы, к сожалению, до этого еще не дошли, и детская оценка ценностей есть один из главных тормозов нашего развития. Но во флоте могли бы преобладать более интеллигентные взгляды. Надо сказать, что военный флот с его сложной организацией и интенсивной сосредоточенностью силы есть пробный камень для культурности обладающего им народа, так что в этом отношении нам особенно трудно. Однако он прежде стоял более высоко, и только после введения ценза мы уравнялись с нашими чиновниками и купцами в пренебрежении к личному составу, которое для военного быта просто-напросто абсурд. Доказательства, к сожалению, налицо. Как иначе назвать обезличивание всего строевого состава служащих? Что же другое вооруженный резерв, направленный к сохранению денег и материала и к явному ущербу судовых команд. Как вообще смотреть на постоянное стремление сократить расходы на содержание людей при сравнительной расточительности на материальную часть? Наши учебные заведения, наши школы и специальности постоянно страдают от недостатка средств и людей. Нам говорят: готовьте специалистов кое-как, на строевых кораблях, за недостатком школ, и в то же время эти домашние деятели портят и ломают механизмы на сотни тысяч рублей. В то время как Высочайшая воля, озабоченная благополучием личного состава, стремилась к улучшению его материальных средств, администрация под рукой сокращала всякие льготы и преимущества в виде суточных, прогонных и т. д. Разве это верная оценка ценностей? Даже в способе выдачи наград во имя войны проглядывает тот же образ мышления. «Варяг» потопил сам себя, но он пострадал. Всем офицерам дали Георгиевские кресты. «Амур» потопил два неприятельских броненосца, но опасность для него самого была не такая явная, хотя на самом деле она была [144]. Получил Георгиевский крест один командир [145]. Видно, и тут ценится не сделанное дело, а страдания: терпи, казак, атаманом будешь.

Из всего этого мы видим, какие пагубные последствия имела прямая ошибка в постановке принципиального вопроса. Мы не признали строевой корабль центром наших позиций, мы вообразили его, то есть центр, в так называемых центральных учреждениях мы создали бумажного автомата, и он нас погубил, отняв у нас даже те крохи культурности, которые мы приобрели в прошлом.

Новый шаблон

Теперь прежний ценз отменен. Но много ли переменилось? По правде сказать, мы приняли только полумеры. Ведь, в сущности, новое положение о прохождении службы тоже шаблон. Мы только заменили старый шаблон другим, а остальное все осталось по-прежнему. Уже со всех сторон сыплются жалобы, что новое положение также не удовлетворяет. Очень естественно, потому что строй не восстановлен в своих правах. По-прежнему осталась бумажная оценка, она даже еще осложнилась. Новые аттестационные листы – образец бумажной канители. Баллотировки также ничего переменить не могут. Ведь их задача заключается лишь в том, чтобы дать бумажные сведения канцеляриям. Распорядительная власть по-старому осталась в руках этих последних. Главный недостаток признанной негодной системы сохранился. Дело управления личным составом в некомпетентных руках. Тут ничего не поможет, что начальниками этих канцелярий состоят опытные и испытанные офицеры. Они тут совершенно беспомощны. Они должны подчиняться шаблону и связаны им по рукам и ногам. Наконец, и их нравственный авторитет только личный, а не принадлежит