Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин

на Дальнем Востоке и в Забайкалье, развернувшейся с 1936 г. чистке государственного и партийного аппарата, состоянии НИОКР в области вооружения, военной и специальной техники. В последнем случае Генштаб пошёл на беспрецедентный шаг, поставив в мае 1937 г. перед военным министром вопрос о переориентации всех военно-технических резидентов в Европе со сбора данных о состоянии науки и техники в стране пребывания на получение сведений о советской военной промышленности[528].

Поступавшая в Генштаб информация обрабатывалась, анализировалась и направлялась соответствующим органам в виде специальных обзоров. Кроме того, с января 1936 г. ГШ стал проводить расширенные тематические совещания с представителями Военного министерства и МИД, посвящённые оценке советского военного потенциала. До мая 1937 г. состоялось 11 таких совещаний, на которых обсуждались уровень боевой подготовки Красной армии, её военная доктрина, деятельность советской разведки в Северной Маньчжурии, состояние ВВС и частей химических войск, активность ОКДВА и ЗабВО в приграничных районах, их мобилизационное развёртывание в военное время[529].

Содержание справочных материалов РУ ГШ свидетельствовало о нараставшем расхождении японских оценок Красной армии с реальной картиной. Если по количеству соединений разведка до 1940 г. имела относительно точные сведения, то в оценке самолётного парка она ошибалась примерно в 1,5, а танкового – в 2,8 раза, что говорило об отсутствии у неё надёжных источников информации в центральных органах военного управления Красной армии и недостоверности данных иностранных партнёров.

Таблица 9

Оценка органами военной разведки Японии Вооружённых сил СССР в 1936–1940 гг. (в скобках – реальное положение)[530]

Аналогичная картина наблюдалась и в оценках потенциала ДВФ и ЗабВО.

Таблица 10

Оценка органами военной разведки Японии ДВФ и ЗабВО в 1936–1940 гг. (в скобках – реальное положение)[531]

Тем не менее даже имевшаяся у японской военной разведки информация свидетельствовала о неуклонном росте советских Вооружённых сил за годы второй пятилетки (1933–1936): по стрелковым и кавалерийским дивизиям – с 88 до 115 (из которых 80 % были кадровыми), по боевым самолётам – с 2200 до 5000, по танкам – с 1500 до 5000, что дало повод Военному министерству Японии в январе 1937 г. назвать Красную армию сильнейшей в мире[532]. К концу 1937 г. японский Генштаб пришёл к выводу, что в случае начала войны Советский Союз на первом этапе развёртывания армии сможет выставить 140 стрелковых и 35 кавалерийских дивизий общей численностью 3 750 000 человек, а с учётом резервов I и II очереди – 9 850 000 человек и 6 000 000 голов конского состава[533].

Скачкообразный рост Красной армии не позволил командованию сухопутных войск Японии выполнить поставленную правительством 7 августа 1936 г. в «Основных принципах национальной политики» задачу наращивания войск в Маньчжурии до паритетного уровня. Хотя в 1937–1938 гг. количество пехотных дивизий Квантунской и Корейской армий увеличилось с 5 до 9 и в Гунчжулинь была образована танковая группа (бригада), в абсолютных цифрах рост был незначительным: личного состава – с 224 600 до 255 400 человек, авиации – с 230 до 340 боевых самолётов, танков – со 150 до 170[534].

Мнение Генерального штаба по поводу усиления Красной армии выразил в июле 1937 г. на заседании Японской дипломатической ассоциации сотрудник советского отдела РУ ГШ капитан Котани Эцуо, тремя месяцами ранее вернувшийся из Москвы с должности помощника военного атташе и отмечавший, что резкий рост Красной армии был спровоцирован приходом к власти нацистов и объявлением А. Гитлером 13 марта 1935 г. ремилитаризации Германии. В ответ Советский Союз принял доктрину одновременного ведения боевых действий на западе и востоке, рассматривая Японию в качестве союзника Третьего рейха и потенциальной военной угрозы. Ввиду низкой пропускной способности Транссибирской железной дороги советскому руководству приходилось держать огромные группировки войск на Европейском и Дальневосточном театрах, в связи с чем численность РККА в 1935–1936 гг. возросла с 960 000 до 1 300 000 человек и к началу 1939 г. должна была увеличиться до 1 800 000 человек, 100 стрелковых и 37 кавалерийских дивизий, из которых 25–30 % планировалось иметь на востоке. Котани обращал особое внимание императорских чиновников на отставание Японии от СССР в развитии авиации. По сведениям Генштаба, Советский Союз располагал 60 авиационными бригадами и 6000 боевыми самолётами, количественно и качественно превосходившими императорские ВВС. При этом на вооружение Красной армии поступали современные бомбардировщики СБ, истребители И-15 и И-16, обкатка которых происходила в условиях реального соприкосновения с немецкой и итальянской авиацией в небе Испании. Кроме того, разработкой перспективной авиационной техники в СССР занимался Центральный аэрогидродинамический институт, представлявший собой комплекс конструкторских бюро и авиационных заводов, имевший большой штат сотрудников и неограниченные финансовые ресурсы, в то время как в Японии вопросами самолётостроения занималась сеть разрозненных научно-исследовательских учреждений армии, флота и коммерческих организаций[535].

Следует отметить, что изучение советской военной техники являлось приоритетным направлением в деятельности японской разведки. Вся поступавшая по этой тематике в Генштаб информация передавалась в Военно-техническое управление, где на её основе готовились справочные материалы и предложения по перспективным разработкам для японской промышленности. Так, в феврале 1937 г. управление выпустило «Справочник бронетанковой техники ведущих стран мира», содержавший подробные тактико-технические характеристики советских бронеавтомобилей, плавающих танков и основных боевых танков МС, БТ, Т-26, Т-27, а также танков, обозначенных в справочнике как «Т-30», «Т-32» («Т-35»). Отдельные образцы советского вооружения были захвачены во время боёв на Хасане и Халхин-Голе, однако большая часть технических новинок РККА попадала в Токио по каналам военной разведки. Например, благодаря активной работе испанской резидентуры, официально аккредитованной в ноябре 1936 г. при франкистском правительстве сначала как аппарат военного наблюдателя, а с марта 1938 г. – как военный атташат при японской дипломатической миссии, в Японию регулярно переправлялись новейшие образцы советской военной техники, захваченные мятежниками и итальянцами в боях с республиканцами. Только в октябре 1938 г. военный атташе подполковник Мория Сэйдзи подготовил к отправке 45-мм противотанковую пушку образца 1937 г., пистолет-пулемёт Дегтярёва, 20-мм авиационную пушку ШВАК и снаряды к ней, 7,62-мм авиационный пулемёт ШКАС, элементы конструкции танка Т-26 (паровой цилиндр и поршень двигателя, гусеничные траки, бронеплиты на артиллерийскую башню)[536]. В связи с большим объёмом работ по осмотру и отправке советского вооружения, в июне 1938 г. испанская резидентура была усилена военным стажёром в Польше майором Сато Хироо[537].

Не менее значимой являлась информация разведорганов армии о начавшейся чистке советского и партийного аппарата. Источниками сведений выступали военные атташе и военные резиденты в СССР и приграничных с ним странах, ЯВМ, дипмиссии, приграничные