Кодекс чести морского офицера. Русский Императорский флот. Страницы истории, дух и дисциплина - Коллектив авторов

III. Смерть училища

Больно прозвучали слова прощального обращения Государя к армии: «В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые мною войска… Да благословит вас Господь Бог и да ведет вас к победе Святой великомученик и Победоносец Георгий».

Вернувшись в Училище после Пасхи (2 апреля), мы нашли его в ужасном виде: царские портреты были вынуты из рам и эти огромные, зияющие пустотой пространства горько напоминали о падении Империи. Тут и там, особенно в картинных галереях и коридорах, попадались портреты и картины с дырами, продырявленными штыковыми ударами.

В столовой зале были видны разбитые стекла, а фасад самого Училища все еще носил следы февральского нападения. По приказу военно-морского министра Гучкова были введены так называемые ротные комитеты [55], ибо при Училище состояло 173 нижних чина команды Училища и музыкантов, а также большое количество дневальных, то есть в общем более 300 человек, уже распропагандированных и настроенных враждебно к офицерам и воспитанникам и притом вооруженных с головы до ног.

Эти ротные комитеты были просто фикцией, хотя ими и удалось несколько ослабить деятельность «комитета дневальных». Насколько помнится, дневальные одной из первых «резолюций» «вынесли решение об увеличении жалованья и обращении на “Вы”».

Воспитанникам пришлось, конечно, снять любимые вензеля своего Цесаревича, а вскоре пришла и другая грустная весть: командующий Балтийским флотом, «первый революционный адмирал» Максимов отдал приказ о снятии погон и замене их нарукавными нашивками [56].

Генерал-лейтенант Бригер, всегда ровный к своим подчиненным, не терявший ни воли, ни самообладания, был утвержден Временным правительством в должности начальника Училища, и на его долю выпала неблагодарная роль быть свидетелем его печального конца… «Внутренняя жизнь Училища, – пишет генерал Бригер, несмотря на захлестывания революционных волн, шла почти в прежнем порядке, что потребовало не мало усилий со стороны воспитательского состава. Но к чести гардемарин и кадет я должен сказать, что в большей части своего состава они сами шли навстречу начальства, так как отлично понимали, что дни Училища сочтены…»

Пролетела весна, подошли летние каникулы. На фоне разрухи и «углубления революции» грустно прошел в мае 1917 г. выпуск 147 старших гардемарин (2-й роты) в мичманы.

Старания сформировать хотя бы подобие обычного отряда судов Училища, даже для ограниченного района плавания, оказалось, по условиям военного революционного времени, абсолютно невозможным.

Тогда явилась смелая, но единственная возможная мысль распределить гардемарин и старших кадет (желающих) по судам Балтийского и Черноморского флотов. Большинство воспитанников этим обстоятельством воспользовалось и, таким образом, получило прекрасный опыт в боевых действиях флота.

Офицеры крейсера «Орел» со знаками различия, введенными при Временном правительстве, весна 1918 г.

Надо прибавить, что многие кадеты младшей и средней рот также выразили желание плавать, и таким образом почти что весь состав Училища все лето 1917 г. провел на разных судах флота. Всем без исключения воспитанникам, по рангу, выдавалось небольшое жалованье [57]. Многим из нас пришлось увидеть и пережить жуткую эпоху. Мы были свидетелями и зверских эксцессов над офицерами, и постепенного развала всего флота, Корниловского восстания и в связи с этим новые проявления насилий и анархии.

Не обошлось и без жертв. На подводной лодке «Львица» погиб кадет Омельянович, на Черном море было ранено двое. Около шести кадет получили Георгиевские кресты и медали. Погиб при постановке мин в Черном море кадет 5-й роты Хрущев, получивший посмертно Георгиевский крест.

Закончив кампанию (около 90 дней) и получив краткий отпуск, мы вернулись в революционный Петроград в сентябре, к началу занятий. Оставалось менее двух месяцев до большевицкого переворота. Гроза уже чувствовалась в воздухе…

Первая вспышка, подавление Корниловского восстания, еще более усилила разруху. Флот это особенно чувствовал. Адмирал Максимов в Балтийском море был заменен контр-адмиралом Д. Н. Вердеревским, но это не обошлось без инцидента. Максимов воспротивился этому под влиянием большевицкой команды «Петропавловска». Власти уже не было…

Июльское восстание большевиков в Петрограде, усиление эксцессов, прорыв германцами фронта и усиленная пропаганда «заграничных и домашних» интернационалистов методически добивали мощь России…

После сдачи Монзунда русские суда вышли из Рижского залива (7 октября), и Северный фронт был обречен на гибель: Балтийского флота фактически уже не существовало. Все, что в продолжение трехлетней войны было с таким трудом создано, было безвозвратно потеряно в какие-нибудь полгода.

Тяжелое положение России не могло не отразиться и на нашем Училище: всем казалось, что жуткая неизвестность постепенно покрывает нас своею зловещей тенью. Но занятия все же продолжались. К сентябрю произошли важные события в жизни Училища. Как выше было указано, с открытием Севастопольского морского кадетского корпуса, предполагали перевезти из Петрограда туда остальные кадетские роты. Но 1-я Севастопольская рота (она же 7-я) не успела окончить первый год своего обучения, как разразилась революция, по проекту же Временного правительства, Морское училище в Петрограде и Морской кадетский корпус в Севастополе подлежали уничтожению. На развалинах этих учебных заведений должны были быть воздвигнуты Отдельные гардемаринские классы, которые предполагалось перевести в строящееся здание Морского кадетского корпуса в Севастополе.

«Ко мне, – вспоминает адмирал Ворожейкин [58], – прибыл небезызвестный генерал-майор Кладо [59] (позже назначенный большевиками начальником Морской академии) и привез синий конверт, в котором лежало уже написанное прошение мое об отставке – мне надо было только его подписать. К удивлению Кладо, ему не удалось вручить мне того конверта: по прибытии в Корпус он встретил столь резкое и энергичное противодействие служащих Корпуса, что предпочел вернуться в Петроград».

Проект перевода Отдельных гардемаринских классов в Севастополь не был осуществлен; 1-я рота, из Севастополя, была переведена в сентябре 1917 г. в Петроград и зачислена в 6-ю (младшую роту) в числе 125 кадет, Севастопольский же корпус был закрыт. Впоследствии мы увидим, что та тлеющая искра окончательно не потухла…

Одновременно в связи с так называемой демократизацией флота младшая гардемаринская рота (3-я) переводилась в Отдельные гардемаринские классы и по примеру 1915 г. была отправлена под командованием кап. 1-го ранга М. А. Китицына на Дальний Восток, в плавание. Тяжело было гардемаринам снимать свои ленты с надписью «Морское Училище» и заменять их лентами Отдельных гардемаринских классов, ибо то, что казалось «мелочью» для обывателя, было большим психологическим ударом для воспитанников старого Училища, ясно понимавших, что сделано его было с целью унижения их школы [60]. Нельзя отрицать, что политическое настроение гардемарин в громадном большинстве не было на стороне революции.

«18–19-летние юноши, – вспоминает А. А. Рахманинов (гардемарин этого выпуска, 1920 г.), – преданные всей душой родному флоту и старому Морскому корпусу,