Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин

Однако выехать сразу в СССР японским офицерам не удалось. Процедура согласования затянулась до 10 декабря 1929 г., когда Комацубара и начальник отдела внешних сношений Наркомата по военным и морским делам (НКВМ) Ф.П. Судаков окончательно договорились о взаимном обмене двумя офицерами – по одному в пехотную и кавалерийскую части. 20 января 1930 г. Политбюро приняло постановление об отправке советских стажёров в Японию и приёме двух японских офицеров для ознакомления с Красной армией[192]. Назначенные в 1927 г. стажёрами в РККА пять японских офицеров к тому времени уже заканчивали прохождение практики в польских частях, командование которых не только знакомило их с постановкой военного дела, но и снабжало разведматериалами о Советском Союзе, поэтому первыми стажёрами в Красной армии стали капитаны Хорикэ Кадзумаро и Мияно Масатоси, прикомандированные к 3-му артиллерийскому и 151-му стрелковому полкам в Севастополе и Одессе[193].

В определённой степени компенсировать трудности с организацией работы против нашей страны с позиции СССР военной разведке Японии удавалось за счёт активной деятельности берлинского разведаппарата, который, как уже отмечалось, имел агентуру в белоэмигрантской среде. Одним из источников военного атташата в Германии был бывший ротмистр царской армии В.Ф. Петров, с лета 1923 г. сотрудничавший и с советской военной разведкой под псевдонимом «401». Характеризуя его возможности, 11 марта 1926 г. куратор из Разведупра отметил в учётной карточке В.Ф. Петрова: «401-м завербованы для японской разведки два агента: начальник германской морской разведки, национал-социалист, капитан морской службы (с нами непосредственной связи не имеет), даёт следующие материалы: документы иностранных разведок и германской разведки по военному флоту, сведения Красной армии, обзоры морской авиации, политические сведения о «большой политике», преобладают материалы военного характера; и английский разведчик Элиот – бывший английский консул в Берлине; в данное время возглавляет английское разведывательное бюро в Вене, которое ведёт разведку против Германии, Италии, Чехословакии, Румынии, Венгрии и СССР»[194].

Изыскивая возможности для расширения агентурной работы против СССР, в конце 20-х гг. Генштаб развернул на советском направлении несколько новых разведывательных органов. В первую очередь были усилены оперативные позиции в Латвии, поскольку находившиеся там в качестве языковых стажёров резиденты майоры Симидзу Норицунэ (1924–1926) и Кавабэ Торасиро (1926–1928) опыта разведывательной деятельности не имели. В августе 1928 г. военно-дипломатическим представителем в Латвии, Литве и Эстонии с резиденцией в Риге был назначен по совместительству военный атташе в Польше кадровый разведчик полковник Судзуки Сигэясу. Кроме того, в августе 1927 г. МИД согласился с предложением Военного министерства учредить в Анкаре штатную должность военного атташе при посольстве в Турции, которую занял бывший начальник маньчжурской миссии майор Хасимото Кингоро[195].

С 1929 г. в практику деятельности зарубежных разведаппаратов Генштаба Японии вошло проведение регулярных совещаний военных атташе в странах Европы и Ближнего Востока, на которых обсуждались организация оперативной деятельности против СССР и меры по повышению её эффективности. Почин сделал бывший начальник РУ ГШ генерал-лейтенант Мацуи Иванэ, который в апреле 1929 г. провёл в Берлине совещание военных атташе в Австрии, Великобритании, Германии, Италии, Франции, Польше, Советском Союзе и Турции по вопросам разведки против СССР. Мнения собравшихся свелись к необходимости развёртывания на постоянной основе разведоргана в Риге, поскольку политика Латвии совпадала с интересами Японии на советском направлении. Кроме того, несмотря на утверждение Хасимото Кингоро о пользе работы с белогвардейской прессой, его польский коллега Судзуки Сигэясу выразил скептицизм по этому поводу, считая более надёжным источником информации советскую печать. Хасимото также проинформировал коллег о прибытии в Турцию Л.Д. Троцкого и предстоящей высылке за границу 60 его сторонников, которых, как он надеялся, можно было привлечь к агентурной работе против СССР. Военные атташе внесли предложение о циркулярной рассылке по европейским резидентурам информации ГШ о Советском Союзе и ежегодном проведении таких совещаний с участием руководства разведки[196].

Объективные трудности ведения агентурной разведки против СССР вынуждали 2-е управление Генштаба продолжать широкую кооперацию с аналогичными органами европейских стран, которые с японской помощью получали сведения о советском Дальнем Востоке и попутно приобретали источник внебюджетного финансирования своей разведывательной деятельности.

Как уже отмечалось, с 1919 г. главным партнёром Японии в работе против СССР стала Варшава. Контакты с поляками имели исключительно важное для японцев значение в силу значительной протяжённости советско-польской границы, этнической общности населения двух стран и наличия в армии Польши большого числа царских офицеров. По этому поводу Военное министерство Японии отмечало в декабре 1931 г.: «В случае возможного развития событий в сторону военного столкновения с Советским Союзом опорной базой для наших разведывательных операций в Западной Европе будут Польша и Латвия. Хотя у нас уже есть военные атташаты при посольствах в Великобритании, Франции, Германии и Италии, их деятельность в корне отличается от работы аналогичных организаций в Польше, Латвии, Турции и СССР»[197].

До 1925 г. сотрудничество двух разведок велось через аппарат японского военного атташе в Варшаве. Однако в конце 1924 г. правительство Польши решило учредить должность военного атташе в Японии, назначив им сотрудника советского реферата 2-го отдела ПГШ майора Вацлава Енджеевича. В докладной записке этого реферата начальнику ПГШ от 22 ноября 1924 г. необходимость открытия аппарата ВАТ при посольстве в Токио обосновывалась в том числе тем, что «изучение Сибири с военной точки зрения является делом безотлагательным […] [поскольку], по отрывочной информации 2-го отдела Генерального штаба, Россия приступила к формированию в Сибири целого ряда новых воинских частей, штабов и учреждений»[198]. Поэтому инструкция 2-го отдела от 5 мая 1925 г. предписывала Енджеевичу организовать в Токио региональный разведывательный центр по восточной части СССР, взять под наблюдение Владивосток и участок Транссиба до Иркутска включительно, а в перспективе приобрести агентуру на железнодорожных узлах в Челябинске и Екатеринбурге. Для этого Енджеевич должен был наладить тесный контакт с японской военной разведкой, вести с ней обмен информацией и, по возможности, внедрить своего человека в её агентурный аппарат в Сибири или Маньчжурии[199].

Прибыв 28 мая в Японию, Енджеевич провёл серию консультаций с японцами и посетил в сентябре Харбин. В итоговом донесении от 16 октября 1925 г. он сообщил в ПГШ о невозможности наладить разведработу в Сибири, так как японский Генштаб не имел там постоянно действовавших резидентур, а сбором информации о Дальнем Востоке и Забайкалье занималась харбинская миссия, которая получала малозначимые и разрозненные сведения от платных агентов, следующих по КВЖД через Харбин пассажиров и через местную прессу. Енджеевич обращал внимание руководства на то, что японцы не забрасывали агентуру западнее Байкала, а полагались на информацию, поступавшую от военных атташе в Берлине, Варшаве и резидентуры в Прибалтике. Кроме того, польское консульство