Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин

усилия разрозненных ведомств в едином криптографическом органе. В апреле 1922 г. по инициативе начальника 3-го управления (связь) ГШ генерал-майора Вада Камэдзи было организовано «Объединённое научно-исследовательское общество по вопросам криптографии», в состав которого вошли представители армии, флота, министерств связи и иностранных дел, включая криптографов военной разведки капитанов Хякутакэ Харуёси и Кудо Кацухико[212].

Одновременно вернувшийся из Варшавы Окабэ предложил начальнику Разведуправления генерал-майору Итами Мацуо пригласить в Токио ведущего польского криптоаналитика капитана Яна Ковалевского. Поляки имели репутацию крупнейших специалистов по взлому советских шифров, раскрыв в 1919–1920 гг. свыше 100 ключей Красной армии. Хотя первоначально Итами дал негативный ответ, позднее он передумал и пригласил польского специалиста.

Капитан Ковалевский прибыл в Токио 29 января 1923 г. На следующий день он встретился с Вада и заместителем начальника Генерального штаба и с 1 февраля приступил к проведению лекций для 23 специально отобранных офицеров. Ковалевский познакомил японцев с общей теорией шифров, принципами организации службы радиоразведки, провёл практические занятия по дешифровке советских шифров на примере взлома одного из использовавшихся в тот момент советским полпредом в Китае А.А. Иоффе, оценил и предложил внести изменения в японские шифры, в частности вводимые в действие по мобилизационным планам. По итогам семинара Ковалевского Генштаб подготовил и разослал во все соединения до дивизий включительно совершенно секретный «Справочник по основам дешифровального дела», в котором обобщил принципы построения и взлома шифров СССР и ведущих европейских стран[213]. В июне того же года ГШ ввёл в эксплуатацию первую в Японии станцию радиоперехвата, однако из-за технических проблем она вскоре закрылась[214].

Оценивая пребывание польского специалиста в Токио, начальник Генштаба Кааи Мисао заявил 1 июня 1925 г. Енджеевичу, что Ковалевский оказал огромную услугу японской армии, познакомив её с методами дешифровки[215].

Развивая сотрудничество с поляками, в декабре 1925 г. в Варшаву на годичную криптографическую стажировку выехали майор Хякутакэ Харуёси и капитан Кудо Кацухико. В течение первого месяца они знакомились с теорией и практикой взлома буквенных и слоговых шифров с разного рода короткими заменами. На втором месяце шло теоретическое и практическое знакомство с шифрами длинных замен, кодами, шифрами перестановок и книжными шифрами, использовавшимися в военной и дипломатической переписке. В оставшееся время Хякутакэ и Кудо изучали организацию радиоразведки в польской армии, а в конце обучения посетили один из радиоразведывательных пунктов (РРП), работавший против СССР. Позднее в Польше побывали ещё четыре японских криптоаналитика – майор Сакаи Наодзи, капитан Окубо Сюндзиро (1929), капитаны Сакураи Синта и Фукаи Эйити (1935), которые впоследствии возглавили армейские дешифровальные органы, действовавшие против СССР[216].

Результатом японо-польского сотрудничества в области криптоанализа стала организация в июле 1927 г. в составе 7-го отдела 3-го управления Генштаба шифровального отделения во главе с Хякутакэ. Однако работа армейских криптографов осложнялась постоянными ведомственными распрями между 2-м и 3-м управлениями, поэтому в июле 1930 г. начальник ГШ вывел дешифровальную службу из состава Управления связи и на правах 5-го отделения включил её в китайский отдел Разведуправления[217]. Штатная численность отделения была установлена в 6 человек (начальник, по 1 офицеру от европейского и китайского отделов, 2 офицера-стажёра и 1 машинистка), на него возлагались задачи по разработке и оценке криптографической стойкости используемых в японской армии шифров, криптоанализу шифрованной переписки США, СССР и Китая, организации и руководству аппаратом радиоразведки в период войны, контролю за соблюдением режима секретности в хранении шифроматериалов и подготовке сотрудников шифрорганов. В перспективе планировалось вывести 5-е отделение из состава военной разведки и подчинить его непосредственно начальнику ГШ[218].

Хотя добиться положительных результатов в дешифровке советской переписки до 1935 г. отделению не удалось, оно методично накапливало опыт и исходные материалы для её взлома: в феврале 1922 г. ПГШ передал военному атташе Ямаваки образец шифровальной таблицы Красной армии, в декабре 1922 г. начальник полицейского бюро генерал-губернаторства Кореи направил Военному министерству добытые его агентурой пять шифрантов 1-й Амурской стрелковой дивизии и ГПО Приморской губернии, а в июне 1929 г. китайские власти ознакомили японцев с советскими перешифровальными таблицами, захваченными при обыске генерального консульства в Харбине[219].

Если аппарат стратегической разведки в Советском Союзе во второй половине 20-х гг. только приобретал очертания, то оперативный уровень разведорганов Генерального штаба был представлен уже сложившейся системой информационно-аналитических служб Квантунской и Корейской армий.

Деятельность Квантунской армии против СССР сохраняла преемственность форм и методов прошлых лет и велась головной миссией в Харбине, состоявшей из начальника – специалиста по России, его заместителя-китаиста и прикомандированного к харбинскому отделению ЮМЖД сотрудника Генштаба, а также миссией в Маньчжоули и внештатным разведпунктом в Хэйхэ. Малочисленность североманьчжурских миссий объяснялась отсутствием крупной группировки советских войск на Дальнем Востоке и в Забайкалье и вовлечённостью оперативного состава военной разведки в реализацию материковой политики Японии на континенте. На прежнем уровне оставалось и финансирование деятельности разведорганов Квантунской армии против СССР: согласно изданному в ноябре 1925 г. приказу по Военному министерству, на 1926 финансовый год военные миссии в Харбине, Маньчжоули и Пограничной получали, как и годом ранее, 20 400 иен, из которых 17 040 иен отводилось Квантунской армии[220].

В июне 1926 г. Военное министерство утвердило «Официальные правила организации агентурной разведки в Квантунской армии», которые отменяли действовавшую с мая 1917 г. инструкцию. В соответствии с Правилами, зона ответственности разведорганов армии охватывала Северную Маньчжурию, восточную часть Внутренней Монголии, Халху во Внешней Монголии, Забайкалье и Приамурье, в то время как разведка в Приморье оставалась за Корейской армией. Разграничительная линия между разведорганами объединений проходила через Хайлинь – Дуньхуа – Люхэ (населённый пункт около Тунхуа) – Фынхуанчэн (населённый пункт юго-восточнее Мукдена). При необходимости харбинская и маньчжурская миссии могли забрасывать агентуру западнее Байкала, в глубинные районы Сибири и европейскую часть СССР[221].

Принятие Правил было вызвано, безусловно, активизацией японской разведывательной деятельности в Китае в результате начавшегося Северного похода Чан Кайши против фэнтяньской клики. Вместе с новыми Правилами Военное министерство утвердило и новый план разведывательной деятельности объединения, который был целиком ориентирован на сбор информации о военном потенциале, экономике, внешней политике, транспортной инфраструктуре и организации связи противоборствующих группировок в Китае[222].

В свою очередь, харбинская миссия, координируя работу всех разведорганов в Северной Маньчжурии, непосредственно отвечала за сбор информации по широкому кругу интересовавших командование вопросов о Советском Союзе и Китае, в том числе о дислокации, организации, вооружении и боевой подготовке частей и соединений Красной армии на Дальнем Востоке и в Забайкалье; деятельности местных органов власти, состоянии сельского хозяйства, промышленности, транспорта и финансов регионов; социально-экономической и политической ситуации в СССР в целом; советско-китайских