Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

об отношении к власти, к соглашению между социалистами и «к гражданской войне» (само включение этого вопроса в анкету свидетельствовало о значении темы). Большинство районов высказалось за соглашение только при сохранении программы действий, принятой на Съезде Советов. Спектр ответов о гражданской войне получился более пестрым: от необходимости «ликвидировать гражданскую войну мирным путем», защищаясь от войск Керенского, до готовности не останавливаться перед борьбой и против тех рабочих, которые станут Керенского защищать[1511].

29 октября ЦК большевиков принял решение о том, что состав правительства должен быть расширен за счет всех прочих советских партий, а новое правительство будет формироваться ВЦИК[1512]. Эта резолюция, существенно корректирующая курс большевиков, была принята в условиях, когда войска Краснова заняли Царское Село, а исход боев на подступах к Петрограду был неизвестен.

Со своей стороны согласие на переговоры Комитет спасения обосновал желанием восстановления порядка и «противодействия братоубийственной гражданской войне»[1513]. По позднейшему признанию А. Р. Гоца, после неудачного юнкерского выступления в Петрограде, разгромленного войсками ВРК, стало ясно, что в распоряжении эсеров «нет сил для немедленного свержения большевиков вооруженной рукой». Поэтому руководители партии изменили тактику. Суть ее заключалась в «последовательной изоляции большевиков от всех социалистических и демократических сил и от народных масс»; одновременно они стремились «потушить гражданскую войну путем переговоров и соглашений»[1514]. Следует, впрочем, отметить, что некоторые лидеры эсеров и до поражения антибольшевистского восстания выступали за политический выход из кризиса, но теперь их позиции еще более усилились. За удачным же наступлением войск Краснова и Керенского многие эсеры наблюдали со смешанным чувством: они опасались, что эти военные успехи противников большевиков могут усилить «корниловцев», и гражданская война не прекратится, а примет новый характер.

Открытие переговоров приветствовал интернационалист Н. Н. Суханов: он считал, что большим достижением было принудить большевиков пойти на уступки, заставить в принципе согласиться на создание однородного социалистического правительства. С этого момента ответственность за продолжение гражданской войны ложилась на плечи «правых элементов демократии», отказывающихся от коалиции с большевиками в пользу союза с «буржуазией». Суханов даже обвинял лидеров умеренных социалистов в том, что они теперь «стоят во главе воинствующей контрреволюции и делают дело Гучкова и Милюкова». Большевики же и их сторонники становились стороной, обороняющейся «от буржуазно-контрреволюционных сил, мобилизуемых для военного подавления большевиков, для свержения их правительства силой оружия, методом гражданской войны»[1515].

Уже вечером 29 октября, в тот день, когда войска ВРК вели на улицах Петрограда бои с юнкерами, сторонники Комитета спасения родины и революции начали переговоры, организованные при посредничестве Викжеля. На них были приглашены руководители социалистических партий, ВЦИК, Комитета спасения родины и революции, Петроградской городской думы и др. Народные социалисты и лидеры Исполнительного комитета Совета крестьянских депутатов отказались от участия в переговорах с большевиками, многие правые меньшевики и эсеры также сочли его предательством. Начавший совещание представитель Викжеля заявил о желании «примирить вставших на непримиримые позиции представителей разных социалистических партий и положить конец братоубийственной войне»[1516]. Задача примирения противостоящих сил, предпочитавших к этому времени использовать язык ультиматумов, оказалась сложной, к тому же переговоры происходили на фоне продолжавшегося наступления на Петроград казаков Краснова.

Видный представитель правого крыла эсеров М. Я. Гендельман объявил, что переговоры о власти невозможны, пока не будет ликвидирована «большевистская авантюра», и что для «демократии» допустимо решать спор с помощью оружия[1517]. Меньшевистские ЦК и Комитет спасения настаивали на разоружении большевиков как одном из условий соглашения о власти[1518]. Эти фактически ультимативные требования большевики расценили как угрозу вооруженной борьбы против них[1519].

Ю. О. Мартов обосновывал необходимость мирного соглашения обеих сторон тем, что «если большевики будут побеждены силой оружия, то победитель явится третьей силой, которая раздавит всех нас»[1520]. Только правительство, созданное на основе соглашения всех социалистических партий, может дать надежду на прекращение гражданской войны. Напротив, «раскол в демократии вызовет страшную гражданскую войну», а в руках социалистов не будет достаточно сил, чтобы победить «личную или олигархическую диктатуру»[1521]. Опасения, что гражданской войной в рядах «демократии» смогут воспользоваться «корниловцы», звучали и ранее, а в условиях продолжающегося наступления казаков Краснова на Петроград они казались небезосновательными: те же самые казачьи соединения ранее были и ударной силой Корнилова.

В ходе дискуссии представители большевиков и Комитета спасения в большей степени уделяли внимание вопросу о конструировании новой власти, другие делегаты в первую очередь требовали прекращения кровопролития, но все говорили об опасности «контрреволюции». На первом заседании была избрана Комиссия по выработке соглашения и о мерах по прекращению гражданской войны, само название комиссии весьма показательно. Проработав всю ночь с 29 на 30 октября, она фактически не решила ни одного вопроса из-за разногласий, поэтому на следующее заседание были вынесены все те же вопросы.

Наибольшее внимание на совещании 30 октября уделялось перемирию между враждующими сторонами. Бо́льшая часть времени ушла на обсуждение его условий, притом что незатронутым остался основной вопрос о конструкции власти. Ф. И. Дан высказался за прекращение использования войск для решения политических споров. Он потребовал разоружения ВРК и пообещал, что Комитет спасения не станет вооружаться[1522]. Д. Б. Рязанов возразил, что вопрос о разоружении и перемирии не может стоять, пока есть опасность того, что вооруженные части Краснова, войдя в Петроград, начнут кровопролитие[1523]. Дан мог лишь предложить потребовать от Керенского «по вступлении в город воздержаться от насилий и репрессий» и не водить войска в рабочие кварталы[1524].

Большевики считали, что, прежде чем заключать перемирие, нужно прийти к политическому соглашению, а не наоборот[1525]. Большинство же участников совещания высказывалось за перемирие без каких-либо условий[1526]. После взаимных обвинений в провоцировании столкновений и применении террора собравшиеся согласились с тем, что вести переговоры в ситуации острой борьбы невозможно. Участники совещания, признавая право другой стороны на вооруженную борьбу, резко осудили применение террора против побежденных[1527]. В итоге единогласно, в том числе и голосами большевиков, была принята резолюция о том, что совещание «категорически отвергает применение политического террора в гражданской войне между отдельными частями революционной демократии»[1528]. Эта попытка ограничить насилие в ситуации, которую сами участники переговоров именовали гражданской войной, не была успешной. Однако она демонстрирует страх перед тем, что победа во внутреннем конфликте обязательно должна быть связана с применением террора (об этом речь пойдет ниже). В условиях неопределенности из-за ситуации, сложившейся под Петроградом, такое соглашение могло бы обезопасить стороны в случае поражения.

В ночь на 31 октября было завершено обсуждение воззвания, содержавшего требование