Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

Слухи о грядущих погромах сыграли роль и в мобилизации сил для защиты Временного правительства. Юнкера Школы прапорщиков инженерных войск и 2-й Ораниенбаумской школы прапорщиков впоследствии рассказывали, что их вызвали к Зимнему дворцу для предотвращения возможных еврейских погромов, грабежей и насилия. Когда же началась перестрелка с войсками ВРК, часть юнкеров объявила правительству, что не собирается участвовать в гражданской войне[1423]. Петроградский женский батальон, направленный на Дворцовую площадь, готов был нести караульную службу, но при этом отказался «вмешиваться в политическую борьбу»[1424].

По многочисленным свидетельствам, в действиях сторон конфликта первоначально проявлялось желание избежать открытого столкновения. Самокатный батальон, на который Керенский возлагал особые надежды, на митинге принял решение «не проливать кровь своих братьев»[1425]. Схожим образом через несколько дней отряды сторонников большевиков, если верить информации ВРК, без выстрела отступили из Гатчины «во избежание кровопролития с заблудившимися братьями-казаками» (по другим данным, они просто разбежались). Оставление Царского Села войсками ВРК большевистские публицисты также пытались представить «еще одной попыткой избежать кровопролития», но в тот же день и казаки 1-го Амурского полка объявили генералу Краснову, что они в «братоубийственной войне принимать участия не будут»[1426]. Порой заявления такого рода, демонстрировавшие нежелание участвовать в гражданской войне, маскировали стремление не подвергать свою жизнь опасности или употреблялись для объяснения неудач, но выбор аргументов, легитимирующих нейтралитет и пассивность, показателен.

Нежелание участвовать в гражданской войне демонстрировали многие участники событий, и противоборствующие стороны учитывали его, стремились использовать в своих целях, призывая противника — когда это было им выгодно — к переговорам и соглашениям, «перемириям» и «братаниям». Порой это настроение принималось во внимание и при организации политической борьбы. Так, стремление избежать «братоубийственного» вооруженного конфликта использовал ВРК, который для предотвращения гражданской войны на фронте призвал войсковые комитеты брать власть в свои руки[1427]. В свою очередь, и командование, опасаясь кровавых междоусобиц в действующей армии, тормозило отправку отрядов с фронта на Петроград[1428].

Хотя московские большевики еще 22 октября заявили, что «гражданская война началась», во «второй столице» противоборствующие стороны первоначально избегали открытого вооруженного столкновения. Историк революции и хорошо информированный участник событий С. П. Мельгунов отмечал впоследствии, что «в Москве не было еще атмосферы гражданской войны, когда пришли первые известия о петербургском перевороте»[1429]. 25 октября были созданы проправительственный Комитет общественной безопасности (КОБ), в котором преобладали эсеры, и Московский ВРК. Большевики установили контроль над некоторыми городскими объектами, обе стороны привели свои силы в боевую готовность. Вместе с тем председатель Московского Совета рабочих депутатов В. П. Ногин, вернувшийся из Петрограда, 26 октября убеждал местный ВРК, что в Петрограде власть сменилась легко (так это казалось тогда). Он считал, что, поскольку есть надежда на формирование советского правительства на более широкой основе, необходимо принять все меры, чтобы в Москве все прошло без кровопролития. Ногин, видный представитель правых, умеренных большевиков, предлагал «выяснить положение во враждебном лагере и возможность кончить миром»[1430].

По словам московского городского головы, противники большевиков тоже пытались избежать гражданской войны[1431]. Московская городская дума, создавая КОБ, заявляла о своей решимости «предотвратить грозящую Москве гражданскую войну»[1432]. 27 октября командующий войсками Московского военного округа полковник К. И. Рябцев, подчинявшийся КОБ, издал приказ «не поднимать никакой гражданской войны, стоять твердо на страже безопасности и порядка <…> не допускать выступлений темных сил и погромов»[1433]. По свидетельству помощника Рябцева, командующий в эти дни «хотел избежать кровопролитной гражданской войны и предотвратить события путем мирного разрешения»[1434].

Стороны вступили в переговоры, хотя часть молодых лидеров московских большевиков требовала решительного наступления, фактически повторяя аргументы Ленина, касающиеся тактики проведения вооруженного восстания. Секретарь Московского областного бюро РСДРП(б) В. Н. Яковлева докладывала на пленуме бюро о расколе в Партийном центре и ВРК. Точку зрения сторонников решительного наступления она передавала так: «Раз гражданская война начата, поздно идти назад, да и нет хода назад». Сторонники этой позиции считали, что «передышка в гражданской войне» только усилит их противников, которые в это время смогут увеличить свои силы, и ослабит позиции ВРК, поскольку «массы организуются на действии, а не на переговорах»[1435].

В то же время и противники большевиков пришли к мнению, что попытки договориться с Московским ВРК лишь усилили позиции последнего. На их выбор не могли не влиять и сообщения о том, что войска Керенского движутся на Петроград, в этих условиях аргументы противников переговоров получали вес. 27 октября КОБ решил, «опираясь на вооруженную силу, попытаться сломить большевиков»[1436]. Последним был предъявлен ультиматум, по истечении которого комитет объявил:

После деятельной попытки путем соглашения с Военно-революционным комитетом большевиков предотвратить гражданскую войну, попытка, которая была использована Военно-революционным комитетом не для ликвидации, а для дальнейшего развития мятежных действий, КОБ предложил командующему войсками объявить военное положение[1437].

Фактически противники большевиков констатировали, что избежать гражданской войны с помощью переговоров не удалось.

При этом каждая из сторон утверждала, что ответственность за вооруженный конфликт лежит на противнике. «Мы с первых шагов действовали так, чтобы избежать кровопролития, чтобы не было пролития братской крови, но мы ничего не могли сделать», — заявляли деятели ВРК. Полковник же Рябцев так описывал действия противоборствующих сторон в своем объявлении: «В то время, когда одна старалась делать все, чтобы избежать гражданской войны, другая явно готовила оружие и принимала все меры подготовки». Такая миролюбивая риторика отвечала настроениям «масс», которые, по словам Мельгунова, были в то время чужды психологии гражданской войны[1438].

27–28 октября в Москве начались столкновения, сопровождавшиеся жертвами с обеих сторон. Переломный характер событий образно передал карикатурист «Будильника», изобразив Москву в виде искаженных, распавшихся фрагментов в стиле футуризм[1439]. Но и в это время некоторые участники событий действовали не очень решительно, подвергаясь критике сторонников боевых действий. Генерал-квартирмейстер Ставки М. К. Дитерихс советовал штабу Московского военного округа не «останавливаться на ультиматумах», не вступать в переговоры и подавить «уличный мятеж» быстрыми и решительными действиями[1440].

Переговоры, которые вела Ставка, показывают, что некоторые высшие офицеры считали события бунтом «кучки людей», который легко может быть подавлен вооруженной силой при условии решительных действий[1441]. Генерал П. Н. Краснов 27 октября сообщил А. Ф. Керенскому: «Завтра в 11 час<ов> выступаю на Петроград. Буду идти, сбивая и уничтожая мятежников»[1442]. В тот же день Краснов издал приказ, в котором он сравнивал переживаемое время со Смутой XVII века, именуя противника «кучкой изменников и предателей», творящих «грабежи, убийства и насилия».