«Офицерство волнуется…» Российский офицерский корпус и публичная политика в 1905–1914 годах - Антон Юрьевич Фомин

политика страны. Русскому царю надлежало заключить «союзный крестовый договор» со славянскими и православными государствами: Болгарией, Сербией, Черногорией, Румынией и Грецией. На первый взгляд, это образование напоминает «всеславянский союз» Н.Я. Данилевского, однако, по мысли Сурина, со временем к этому причудливому православному, панславянскому и антивосточному блоку, осознав эпохальное значение и глубокую справедливость его целей, неизбежно примкнули бы все прочие христианские народы. Видимо, тогда и должен был начаться великий азиатский «крестовый поход» христианского Запада с православным царем во главе. Таким образом, полковник отметал идею особого, чуждого Европе славянского «культурноисторического типа». Напротив, он видел Россию законной защитницей и главой не только славянства, но и всей семьи европейских народов. «Неблагодарным» западным собратьям стоило лишь признать очевидные права России на первенство.

Среди всех пропагандистских мероприятий по мобилизации общества особое внимание Сурин уделял музыке и хоровому пению. «Во всех учебных заведениях особый часовой урок» следовало отводить для «хорового пения верноподданнических песен, молитв, исполнения пьес для чтения, декламаций». Необходимо было распорядиться и о том, чтобы аналогичные песенные часы назначались также «в казармах и лагерях войск». По всей видимости, это соответствовало личным склонностям и пристрастиям автора программы. В музыкальный сегмент пропаганды полковник Сурин стремился внести личный вклад. К записке он приложил слова и партитуру «народной песни» собственного сочинения «Готовьтесь – враг силен».

Другой и, пожалуй, более сильной страстью полковника Сурина были исторические изыскания. В последнем пункте его программы содержалось безапелляционное требование «внести в школьные учебники истории» предлагаемое им «объяснение причин прежнего завоевания России и указание на необходимость готовиться к новому нашествию». Положения, в соответствии с которыми надлежало привести школьные учебники, начальник Главного штаба должен был найти в прилагаемой к проекту статье Сурина «Завоевание России монголами: прежнее и замышляемое».

В 1904 г. эта статья объемом приблизительно в два авторских листа была помещена в декабрьском номере консервативного журнала «Русский вестник». Она являлась своего рода итогом многолетних изысканий Сурина в области истории, археологии, этнографии и даже сравнительного языкознания. Являясь деятельным членом Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете, полковник, по собственным словам, провел много «историко-археологических исследований» в Поволжье и Приуралье. Накопленные данные позволили ему создать оригинальную концепцию истории Евразии со времен раннего Средневековья.

Отправной точкой для Сурина стало неожиданное наблюдение, сделанное им в ходе осмотра средневековых памятников Поволжья: «древнемонгольские» (золотоордынские) укрепления очень напоминали ему западноевропейские крепости и замки. Поразило его и обнаруженное в ходе раскопок огромное количество вещей «несомненно западноевропейской работы». Другое наблюдение относилось уже к области языкознания: по мнению полковника, многие «монгольские названия», например, «орда, татары, алай» наверняка имели латинское происхождение. Подозрения Сурина усилились после того, как он заметил большое сходство «монгольского – буддийского» богослужения с католическим. После еще одного меткого наблюдения становится ясно, к чему полковник подводит читателя: ему показалось очень странным, что практически одновременно с монголами вторглись на Русь крестоносцы и шведы[309].

Итак, по мнению Сурина, в XIII в. существовал своего рода глобальный заговор против православия с папой римским во главе. Несмотря на взятие Константинополя в 1204 г., крестоносцы не сумели полностью сломить сопротивление православных славян и греков. Для этого, а также для борьбы с исламским миром им и понадобились язычники-монголы. Чингисхан являлся всего лишь послушным орудием Запада, это же относилось и к его многочисленным потомкам, включая Батыя. Более того, своими победами монгольская армия была обязана западным полководцам и «инструкторам»: «Никто более Чингисхана не годился для разгрома и палестинских мусульман, и православных греков Востока: греков, русских и болгар, громивших латинскую Византию. Поэтому тысячи посланцев, дипломатических агентов, инструкторов были посланы папой, французским королем и другими государствами Запада к Чингисхану. <…> Чингисхану были посланы лучшие европейские полководцы, воины, инструкторы. <…> Орда была вооружена и организована по-европейски. <…> Почти 3/4 второстепенных предводителей Чингисхана состояли преимущественно из христиан, европейских и местных – азиатских»[310]. Не решаясь говорить об этом как о неоспоримом факте, Сурин все же предположил, что и сам основатель Монгольской империи имел далеко «не туземное» происхождение: «Имена: Чингис, Угедей, Мухори, Тему-чин и т. п. принадлежат к известному еще, но не монгольскому языку. Может быть, все это такие же псевдонимы, какие были в обычае у средневековых рыцарей, у наших зауральских и украинских казаков! У папских агентов! Возможно, что Чингисхан был такой же монгол, как и захваченный европейцами его полководец, оказавшийся при поверке англичанином и папским тамплиером!..»[311]

Как же Сурин объяснял тот факт, что обо всем этом умалчивали историки? Ответ прост – они предавали национальные интересы, находясь под гипнотическим влиянием западной науки: «До наших дней научной разработкой и систематизацией русской истории преимущественно занимались иностранные и неправославные ученые – “западники” Санкт-Петербургской Академии наук. Они же раздавали патенты на знание истинных ученых только тем из своих и из русских православных, которые одобряли все то, что доказывало русским необходимость придерживаться нерусских взглядов на русскую историю»[312].

Историческая наука того времени, очевидно, не могла принять пропитанные теорией заговора, бездоказательные, дилетантские, хотя и весьма самоуверенные построения полковника. Это были не имевшие ничего общего с подлинной историей перенесенные в прошлое геополитические фантазии человека начала XX столетия, современника Русско-японской войны. С этой точки зрения взгляды Сурина и представляют определенный интерес.

Родная для Сурина Казань являлась одним из важнейших центров изучения Востока в России, но полковник был далек от научных традиций российского востоковедения, во многом отказавшегося от жестких расистских коннотаций, характерных для западного ориентализма[313]. Лейтмотивом сочинения Сурина является презрение к восточным народам. Полковник придерживался наиболее жесткой расистской трактовки популярного в то время мифа о «желтой опасности». По его мнению, сами ни на что не способные «желтые дикари», как и в Средние века, представляют угрозу исключительно благодаря помощи Запада: «Всю душу, силу и технику завоевателей монголов составляли эти иностранцы-руководители. Так было, так и есть теперь в Японии и в Китае»[314].

Что касается судьбы политического проекта, изложенного Суриным в послании начальнику Главного штаба, то военное ведомство, вполне ожидаемо, не стало всерьез рассматривать предложения полковника. Однако Поливанов все же счел записку Сурина заслуживающей определенного внимания и распорядился направить статью «О завоевании России монголами» на рецензирование в редакцию «Русского инвалида»[315]. Текст рецензии обнаружить не удалось, но судя по тому, что статья так никогда и не была напечатана в виде отдельной брошюры с рекомендацией к распространению в войсках (как предлагал ее автор), отзыв едва ли был положительным.

Не найдя поддержки и понимания у военного начальства, полковник Сурин тем