Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

Троцкий обратил особое внимание на различие в практиках именования ведущейся войны противником: «Офицерство царской армии руководило гражданской войной против рабочих и крестьян. Тогда это не называлось, правда, гражданской войной». Сам Троцкий отметил, что «восстание Краснова» было «первым открытым и широким проявлением „офицерской“ гражданской войны». В этой связи Троцкий выступал против противопоставления задачи обороны страны политике гражданской войны, усилив аргументацию с помощью патриотической риторики: борьба с донским атаманом Красновым, по его словам, позволяла «обеспечить тыл» для борьбы с «германским империализмом» (сотрудничество Краснова с Германией придавало некий вес этим аргументам). Наконец, Троцкий выделил отдельную, самую многочисленную группу офицеров: «трусливые враги, озирающиеся, выжидающие обыватели-шкурники», «резерв контрреволюции», который, по Троцкому, прятал «свое трусливое ничтожество за фразами о гражданской войне»[2233]. По отношению к ним допустимо насилие. «Из-под палки исторической необходимости и новой войны, гражданской…» — так вскоре Троцкий скажет о создании новой армии с привлечением военных специалистов и необходимости подготовки «красных офицеров»[2234].

Употребление идиомы гражданская война в контекстах политической семантики войны все более активно практиковалось противостоящими сторонами, при этом контекст незавершенной мировой войны влиял и на политическую, и на собственно военную пропаганду.

Б. М. Волин, член редакционной коллегии «Правды», в статье, приуроченной к годовщине мировой войны, сконцентрировался на «новом фронте, внутреннем фронте, фронте гражданской войны». Автор активно использовал и другие военные термины: у страны «не стало тыла, ибо всю ее землю избороздили окопы гражданской войны белогвардейских восстаний, саботажа и кулацких мятежей». В ответ на действия классового врага «рабочий класс вступил в гражданскую войну, начатую и ведущуюся во имя торжества пролетарских идей коммунизма…». Статья завершалась лозунгом «Бей по новым окопам гражданской войны, рабоче-крестьянская Русь!»[2235]. Здесь примечателен акцент на «новизне» ситуации гражданской войны по сравнению с войной мировой, когда военно-технический термин окопы приобретает характер метафоры, описывающей разнообразные типы раскола в обществе.

Волину вообще было свойственно обыгрывать военную терминологию для описания политической ситуации. В статье «Пролетарские аннексии» (метафора, служившая формой легитимации революционной политики, а не территориальных захватов) автор употребил словосочетание «великая гражданская война, которая зовется Социальной Революцией»[2236]. Подобные тексты не только легитимировали гражданскую войну, вписывая ее в контекст иных войн и революций, но и подготавливали почву для ее нарастающей сакрализации.

Не позднее лета 1918 года в большевистской пропаганде все большее внимание уделяется прославлению воюющей партии, подчеркивается ее ведущая роль в ведении гражданской войны[2237]. Автор передовой статьи «Правды», перечисляя успехи красных на Восточном фронте, заметил: «Чья это победа? Без всякого колебания можно сказать: это — победа сознательных, стойких, верных, храбрых, рабочих-коммунистов… закаленных в великих боях гражданской войны»[2238].

Героизировали своих бойцов и левые эсеры. Корреспондент левоэсеровской казанской газеты так описывал атмосферу накануне V съезда Советов:

Много оживили митинги провинциалов, приехавших на съезд Советов, волжане, уральцы, украинцы — все они говорили о гражданской войне языком бойцов, окутанных пороховым дымом гражданской войны и на опыте узнавших, что только победоносная гражданская война даст народу и хлеб, и порядок[2239].

Риторика героизации активных участников гражданской войны была присуща и противникам красных. Так, 8 октября управляющий Отделом народного просвещения Всевеликого Войска Донского констатировал, что «гражданская война… нарушила правильную нормальную государственную жизнь», и призвал в своем предписании собирать «все сведения о героях гражданской войны…»[2240]. Это распоряжение особенно примечательно в контексте относительно редкого использования идиомы гражданская война на Дону.

В советской пропаганде были в ходу и риторические обороты, давно уже использовавшиеся революционерами (милитаризация политической риторики заметна в годы мировой войны, особенно после Февральской революции). Так, Агитотдел при Казанском военном комиссариате объяснил героизм рабочих тем, что они «зажгли огонь бунта» и «подняли боевое красное знамя борьбы»[2241]. «Гражданская война пробудила Советскую Россию…» — утверждал председатель Исполкома Вятского губернского Совета и будущий политработник В. Б. Эльцин в передовице армейской газеты «Борьба»[2242]. Видный большевик Е. М. Ярославский подвел итоги первого года взятия власти в статье «Год гражданской войны» (начало гражданской войны автор таким образом связывал с захватом власти большевиками). Понятие гражданская война употребляется Ярославским не только для именования эпохи, но и для обозначения выбора средств политической борьбы: «Мы не положим меча гражданской войны в ножны до тех пор, пока территория неприятельская не будет занята вся…»[2243] И подбор слов, и построение фразы напоминают манифесты дореволюционного времени, авторы которых намеренно прибегали к архаизации своего стиля для придания большей торжественности политическому посланию.

Газета «Гражданская война», издававшаяся в сентябре для войск Восточного фронта (наследница одноименной казанской газеты), напечатала статью, разъясняющую своим читателям смысл понятия гражданская война и ведущихся вокруг нее «классовых» конфликтов. «Да здравствует гражданская война, война бедных против богатых», — завершался этот текст[2244].

Заслуживают внимания и первые попытки осмысления большевиками гражданской войны в контексте их понимания военной теории. Одна из них была предпринята видным политработником. В сентябре старый большевик С. И. Гусев, ставший членом Реввоенсовета Восточного фронта, опубликовал в «Правде» статью, в которой рассуждал о сходствах и различиях гражданской и партизанской войн, которые, по его замечанию, «нередко смешивают». Исходя из базовой для большевиков установки о «классовой» природе текущего вооруженного противостояния, Гусев предложил свое определение: «Гражданская война есть двухсторонняя партизанская война, в которой каждая из двух воюющих сторон одновременно является и партизаном, и завоевателем». В такой перспективе гражданская война «представляется регулярной („правильной“) войной нерегулярных („неправильных“) отрядов, которые комбинируют прием и „большой“, и „малой“ войны». Статья Гусева содержит предложения по методам и планам ведения войны, учитывающие опыт текущих боевых действий. «Гражданская война — самая трудная и сложная война», — делает вывод будущий историк Красной армии[2245].

Не все авторы-военные использовали понятие гражданская война. А. И. Тарасов-Родионов, большевик, бывший офицер и будущий писатель, в статье «Пролетарские перспективы военного дела» активно употреблял термин классовая война, под которым понимал «период классовой борьбы, сопровождающийся вооруженными междуклассовыми столкновениями, то есть период открытых боев, революционных наступлений»[2246].

Различные антибольшевистские силы изначально связывали принципы советского военного строительства с осуждаемой ими гражданской войной. Так, публицист «Нового дня» В. А. Канторович, комментируя доклад Троцкого о военном строительстве, заявил, что «большевизм питается только соками гражданской войны, но не национальной войны за независимость страны, народа». Предлагая свой «перевод» таких понятий-«троцкизмов» [sic!], как классовая армия и монополия пролетариата на оружие на «простой язык», Канторович обозначил их как «вооруженный оплот диктатуры, усиление на внутреннем фронте». В словах Ленина «о необходимости прекратить гражданскую войну» Канторович слышал либо «лицемерие», либо «симптом безграничного отчаяния», поскольку, прогнозировал он, «в тот же час, когда в России прекратится гражданская война,