Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

class="p1">Именно такие настроения превалировали в риторике делегатов III Всероссийского съезда ПЛСР, который открылся 28 июня. В. А. Карелин заявил, что своей политикой большевики создают «новый фронт… противоестественный, фронт [войны] деревни и города». Н. И. Мелков, описывая ситуацию в Уфимской губернии, говорил о «создании внутреннего деревенского фронта». Наконец, М. А. Спиридонова упоминала о появлении в «деревне» «единого фронта против города», о создании «единой армии и кулака, крестьянина и бедняка»[2201].

Накануне V Общероссийского съезда Советов иные взгляды выразил Е. Г. Лундберг, писавший в главной газете ПЛСР:

Пресс власти, опущенный над раздираемой классовыми противоречиями страной, не может быть легок. Гражданская война расслаивает тем болезненнее, чем больше оснований для этой войны. Пресс не может быть отменен, гражданская война не может быть смягчена[2202].

У левых эсеров, в отличие от их бывших однопартийцев из ПСР, не было полного единства по отношению к политике «гражданской войны в деревне».

Правые же эсеры утверждали, что гражданская война в деревню вносилась большевиками искусственно и злонамеренно. Эсеровские «Самарские ведомости» отмечали углубление «травли» против крестьянства «под лозунгом „гражданской войны“ в деревне»[2203]. Отвечая на вопрос о том, что дали большевики крестьянам, автор казанского органа ПСР утверждал:

Прежде всего, не мир, не любовь, а вражду. Страшную рознь хотели посеять они среди крестьян и, разделив их на «беднейших» и «богатеев», науськивали их друг на друга. Братоубийственную крестьянскую бойню — вот что хотели сделать большевики[2204].

Внедренные большевиками «порядки таким клином врезались в народную жизнь, что она развалилась на две враждебных половинки, угнетающих одна другую, — можно было прочитать в сентябре в эсеровской газете. — Прежде неделимое русское крестьянство… теперь резко разделилось. И явились батраки и „буржуи“. Появилась взаимная вражда и грызня. Люди начали есть друг друга…»[2205]. Оренбургский земский деятель эсер Гусев в своем обращении к крестьянам подчеркивал: «…мы пережили тяжелое похмелье братоубийственной гражданской войны, когда деревней и городом управлял уголовный вор, конокрад и… бездельник»[2206]. Понятие гражданская война у правых эсеров описывало ситуацию в деревне как противоестественную борьбу, внесенную извне, чуждую подлинному состоянию отношений между крестьянами. Иногда оно занимало центральное место в пропагандистских текстах.

С утверждения о нелюбви большевиков к «мало-мальски зажиточным крестьянам» начиналась статья «О гражданской войне», опубликованная в самарской газете «Народ», официальном издании Комуча (подробнее о нем далее):

Гражданская война это — не революция, а смерть революции, смерть тому, что было достигнуто общим усилием, общими жертвами. Гражданская война несет не освобождение угнетенным и обиженным, а новую петлю, новые страдания. Побеждающие в гражданской войне царствуют недолго, а побежденные бывают побежденными только на время. Каждый должен понять это и сказать:

— Долой гражданскую войну и да здравствует Учредительное собрание! Не братоубийство нам нужно, а единение[2207].

Суть гражданской войны, по мнению эсеровских пропагандистов, сводилась к искусственно разжигаемой большевиками поножовщине. Это слово, как мы видели ранее, употребляли и некоторые члены ПЛСР, которые в иных случаях приветствовали гражданскую войну и выступали против воссоздания Учредительного собрания.

Член Учредительного собрания народный социалист Н. П. Огановский в ответе на вопрос «Кто сейчас главный враг крестьянинам» придавал особое значение личности Ленина, давно уже планировавшего внутреннюю войну в деревне: по мнению автора, ему

…втемяшилось… в голову еще 20 лет назад, что среднее массовое трудовое крестьянство… во что бы то ни стало, должно расколоться на два противоположных класса… А между этими классами должна произойти жестокая гражданская война[2208].

Как будет показано далее, правые эсеры не случайно акцентировали роль большевиков в разжигании гражданской войны, во многом по причине того, что, в формулировке современного исследователя, крестьяне «не поддержали власть Комуча» и предпочитали «не участвовать в Гражданской войне»[2209].

Меньшевики разных направлений, особенно те из них, которые действовали в союзе с эсерами в рамках оппозиционного движения рабочих, использовали схожую аргументацию.

На заседании ВЦИК 9 мая Н. Н. Суханов возражал Свердлову: «Теперь вновь и вновь нам предлагают организовывать гражданскую войну, уже испробованную и ни приведшую ни к чему иному, как теперешней переживаемой нами катастрофе»[2210].

Ф. А. Череванин констатировал состояние уже идущей гражданской войны, «погубившей дело продовольствия», и предупреждал о «новой гражданской войне»[2211]. Череванин также оппонировал Ленину на заседании ВЦИК 4 июня:

…сейчас единственное средство, которое нашел в своем арсенале гр. Ленин… — объявление крестового похода на деревню, разжигание новой гражданской войны, не между городом и кулаками — это вздор, потому что эта борьба будет против большинства крестьянства — это разжигание гражданской войны будет новым могучим средством, чтобы окончательно уничтожить продовольствие[2212].

В середине июля Б. В. Авилов, оценивая перспективы продовольственной политики, предсказывал, что она «ни к чему кроме обострения голода и гражданской войны привести не может»[2213]. О том же говорил и представитель иного лагеря — либерал А. С. Изгоев, который предрекал «начало гражданской войны» в деревне, «классовой войны» — «на почве раздела земель»[2214].

Тема гражданской войны — и ее прекращения — звучала в резолюциях различных крестьянских съездов и конференций, проходивших во время боев между Красной и Народной армиями. Самарский Крестьянский съезд, собранный по инициативе Комуча в июле, принял резолюцию о власти, в которой ставилась задача «с честью окончить братоубийственную мировую бойню». Речь шла о мировой войне, о внутреннем конфликте в тексте отдельно не говорилось[2215].

В постановлении же общего собрания Тюменевского волостного земства утверждалось, что «большевистская власть несла трудовому народу не свободу, право, мир и прочие блага, а одно лишь несчастье, рабство, произвол и гражданскую войну против всех»[2216]. Здесь речь идет о внутреннем вооруженном конфликте, начатом одной из сторон.

Репортаж эсеровского официоза с Крестьянского съезда в Самаре, который состоялся 15–23 сентября, сообщал о «длинной веренице сообщений с мест», создающих образ «серой, неинтересной, подпаленной гражданской войной и ссорами жизни деревни»[2217]. В этом и других подобных текстах понятие гражданская война использовалось для описания обыденности непреодолимых конфликтов в деревне.

Большевики в своей пропаганде нередко упоминали гражданскую войну, описывая деревенские митинги. Представление о речах сельских активистов того времени дает тезисный пересказ одного выступления в смоленской газете:

Они [эсеры и меньшевики] говорят, что Учр<едительное> Собр<ание> даст хлеб. Без гражданской войны получить его невозможно. Ни одна революция не проходит без нее. Во время борьбы с царизмом они сами говорили, что только вооруженная борьба даст победу. Теперь же они говорят обратное. Мы же хотим ее усилить. А вот эта гражданская война, когда натравливают рабочих на рабочих — это предательство[2218].

В данном тексте также звучат и тема праведных и неправедных гражданских войн, которую по-разному развивали противостоящие друг другу