Туркменские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

мог вынести. Он вырвал из травы острую камышинку, подкрался к девушке и больно уколол ее в поясницу. Красавица взвизгнула и набросилась на разбойников:

— Дерзкие! — закричала она, — Кто посмел прикоснуться ко мне! Признавайтесь! Виновному не будет пощады!

Разбойники попадали перед ней на колени и стали молить:

— Смилуйся, ханум-джан — любезная госпожа! Никто из нас не прикасался к тебе. Это тебе показалось!

И вдруг самый высокий разбойник заревел, как взбесившийся верблюд. Он вскочил и наотмашь ударил своего соседа:

— Как ты смеешь колоть меня в спину?!

А Ярты не зевал: он уколол своей камышинкой и второго и третьего разбойника.

Разбойники набросились друг на друга, и завязалась такая драка, что песок закружился столбом, а земля задрожала.

Напрасно пыталась разнять их девушка, напрасно старалась перекричать: разбойники продолжали драться.

Как раз этого и добивался Ярты. Он отвязал осла, вскарабкался на его спину и погнал прочь от саксауловой рощи.

Как ветер, скакал осел, не чувствуя на себе тяжести седока, а Ярты-гулак все подгонял и подгонял его:

— Ио, ио! Прибавь рыси, дружок, или мы оба погибнем! — И осел мчался вперед и вперед, прижав уши и поднимая за собой целые тучи пыли.

Но вот Ярты услышал топот погони: как ни спешил осел, его настиг ахалтекинский скакун, черный, как вороненая сталь, и быстрый, как вихрь.

— Стой, упрямец! — закричала ослу разбойница. — Как ты смел отвязаться и уйти от своей хозяйки! — и она стала бранить осла. Не могла же она заметить Ярты-гулака: он был маленький и спрятался в бахроме попоны.

Разбойница привязала повод осла к своему седлу и погнала коня обратно к саксауловой роще, а Ярты выбрался из-под попоны и на всем скаку стал ползти по спине ишака: вот он уже на голове, он крепко ухватился за ослиное ухо. Рядом с собой, совсем близко, он видит круп лошади. Ярты изловчился и вырвал волос из пышного хвоста коня. Конь заржал от боли и поднялся на дыбы. Всадница пошатнулась и выпала из седла. А конь, осел и Ярты — все трое умчались вперед. Теперь осталось немного: когда скакун успокоился, Ярты вскочил ему на спину, звонко гикнул и помчался к родному аулу.

Верно говорят люди: «у смелого джигита и конь не хромает, и халат не изнашивается».

Был уже поздний вечер, когда Ярты-гулак вошел в свою кибитку.

На земле около очага, низко опустив головы, сидели отец и мать и старый караван-баши.

— Беда не приходит одна, — сказал отец: — сначала пропал ишак, а теперь пропал и Ярты-гулак!

— Я здесь! — закричал Ярты. Он подбежал к отцу и одним прыжком вскочил к нему на ладонь.

Мать хотела разбранить мальчишку за то, что он убежал без спроса и пропадал так долго, когда в поле столько работы, но в эту минуту на дворе закричал осел. Он закричал громко и протяжно. Мать вскрикнула и крепко прижала к сердцу Ярты-гулака, а отец и старый караван-баши радостно засмеялись.

А осел все кричал и кричал, он хрипел, как труба, но его хриплый рев казался людям слаще соловьиного пенья.

Вот и вся сказка-

Теперь ты видишь, как плохо гордиться и отказываться от помощи друзей, когда они предлагают ее от чистого сердца. Теперь ты понял, что под красивым лицом не всегда скрывается доброе сердце. Теперь ты знаешь, что иногда и ослиный рев кажется нам прекраснее пенья соловья.

Так говорит старая сказка, а сказка всегда скажет правду. Не я ее сложил: я ее слышал от стариков, которые еще старше меня.

Ярты-гулак и дервиши

олнце с утра палило землю. Птицы улетели к прохладным колодцам. Ящерицы и те попрятались под камнями. А дайхане никуда не попрятались: от зари до зари они гнули спины на своих полях, растрескавшихся от зноя.

Весь день Ярты со своим отцом поливал хлопковое поле и очень устал, потому что это была нелегкая работа. Недаром народ сложил пословицу: «Пошлешь на полив, узнаешь, кто ленив!»

Они трудились до позднего вечера; когда же солнце коснулось края земли, старик сказал:

— Довольно мы потрудились, сынок, пойдем домой и напьемся чаю.

Ярты вымыл руки в арыке, вскинул на плечо свой маленький кетмень и пошел вслед за отцом. Отец пел, а Ярты ему подпевал:

Снег на горных вершинах бел,

Хлопок еще белей,

Голубиный пух легок,

А хлопок еще легче.

Хлопок нас одевает,

Хлопок нас кормит, —

Слава тому, кто вырастил хлопок…

Песня кончилась, и дорога кончилась. Отец и сын пришли домой.

Мать вышла навстречу и сказала:

— Скорей садитесь. Ужин готов.

Старик и Ярты разостлали посреди двора кошму, покрыли ее белым платком и стали ждать, когда старуха подаст им кашу из тыквы. Но не кашу из тыквы, а жирный душистый плов приготовила в этот день на ужин старуха. С улыбкой поставила она перед хозяином полное блюдо риса, украшенного кусками жареной баранины, и ласково сказала:

— Кто потрудился, тот может и отдохнуть. Вы много работали сегодня и заслужили хороший ужин. Для вас выменяла я у соседки за моток шерсти кусок жирной баранины и наварила полный котел отличного плова.

Ярты с отцом, смеясь, засучили рукава, натерли чесноком хлебные лепешки и уже поднесли к губам первую горсть желтого и прозрачного от жира риса, как вдруг за дувалом раздался жалобный крик:

— Во имя аллаха, отворите калитку и впустите в дом бедных путников, умирающих с голоду у вашего порога.

Конечно, старуха сейчас же встала, широко распахнула калитку и сказала, как велит обычай:

— Войдите, добрые люди. Ни один голодный еще не ушел из нашего дома без куска хлеба.

Путники вошли. Это были два толстых дервиша — два странствующих монаха. Они были одеты в рваные, засаленные халаты, подпоясанные веревками. Поклонившись хозяевам, дервиши принялись бормотать молитвы, а потом, не ожидая, что их пригласят, подсели поближе к блюду с пловом и очистили его так быстро, что Ярты даже не успел моргнуть глазом.

Старик посмотрел на груду костей, оставшуюся от вкусного ужина, и вздохнул. Но пословица говорит: «Последний чай гостю отдай»! И хозяин отвязал от пояса маленький кожаный мешочек, в котором он хранил свой любимый зеленый чай, потому что гость имеет право на отдых и уважение.

Когда гости напились и наелись, хозяева уложили их спать в кибитке на своих одеялах, а сами легли во дворе под телегой и всю ночь