Туркменские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

кто, проходя мимо чайханы, не зашел бы погреться у очага и вылить с друзьями по полной пиале душистого зеленого чая.

Заходил в чайхану и старый отец Ярты-гулака и частенько брал особой своего маленького сыночка. Очень любил Ярты бывать в чайхане: заберется на высокий тельпек — баранью шапку своего отца — и слушает песни юношей и рассказы стариков. Но больше всего любил Ярты, когда в чайхане собирались прославленные острословы. Они приходили сюда со всех окрестных аулов и состязались в шутках и забавных рассказах. Тут было чего послушать? Зарывшись в теплый мех тельпека, малыш смеялся до слез над затеями шутников. А были среди них и такие мастера, что весь вечер могли говорить одними пословицами и поговорками.

Ой, как хотелось Ярты-гулаку испытать и свои силы в этом веселом споре! Но отец навсегда сказал мальчишке:

— Помни, сынок; слово — серебро, а молчание — алмаз! Если ты молод, слушай и не мешай старшим вести беседу. Будь благодарен уже и за то, что слышишь мудрые речи.

Так говорил отец, но не такой был парень Ярты, чтобы долго держать язык на привязи. За это однажды ему пришлось поплатиться.

Как-то раз, спасаясь от снежной бури, заехал в чайхану богатый купец со своими слугами. Он сел у самого очага, разгладил свою рыжую, крашеную хной бороду и, усмехаясь в надушенные усы, стал слушать беседу дайхан. К своему удивлению, он скоро заметил, что в чайхане собрались люди, знающие цену хорошей шутке. Острые слова, словно птички, перелетали по чайхане, попадая не в бровь, а в глаз собеседнику. Скоро стали они задевать и купца с его крашеной бородой. Тогда купец решил показать себя, да так, чтобы надолго запомнили его в ауле. Он встал и сказал:

— Эй, дайхане! Клянусь, вы остры на язык и за словом в карман не лезете. Скажу без лести — такой острой беседой остался бы доволен даже Алдар-Косе — прославленный шутник и выдумщик. Но я бьюсь об заклад и ставлю десять золотых против одной медной таньга, что никто из вас не переспорит моего слугу Амана Веселого!

Все замолчали, потому что имя Амана Веселого было известно по всему Туркменистану — от садов Мерва до прозрачных вод Аральского моря. Это был такой говорун, что никто не мог его переговорить! Поэтому каждый боялся открыть рот и неосторожным словом уронить честь родного аула.

Увидев, что все молчат, рыжебородый купец стал насмехаться над дайханами:

— Что же вы попрятались, как цыплята от коршуна? Или мои слова прижгли вам языки?

Но и на эту дерзкую шутку никто не ответил. Тут уж Ярты не выдержал и решил выручить всех. Он подумал:

«Если я упущу этот случай, то мне долго придется ждать другого* А сегодня я могу прославиться на всю округу».

Он поднялся во весь рост на отцовской шапке и закричал во все горло:

— Если среди вас есть Аман Веселый, то и в нашем ауле есть молодцы не скучнее вашего Амана! Если в вашем саду распустилась роза, то и в нашем саду цветут гвоздики!

Тогда высокий чернобородый Аман вышел вперед, упер руки в бока и с усмешкой бросил мальчишке:

— Колючки тоже считают себя садом! — И все засмеялись шутке.

— Солнце пригреет, и на колючках распустятся цветы! — крикнул в ответ Ярты, принимая бой.

— К солнцу для муравья дорога длинна! — отрезал Аман, намекая на маленький рост своего соперника.

Но Ярты в долгу не остался:

— К длинному ум приходит позже! — запищал малыш, и все собравшиеся разом захлопали в ладоши и так громко засмеялись, что Аман покраснел.

Но он не сдался:

— Эй, малыш! Побольше знай, поменьше болтай! — со злостью крикнул он мальчику.

Но Ярты в ответ так и посыпал пословицами:

— Слово не камень, а голову пробивает! Камыш тонок, а колет больно!

Аман не знал куда ему деться и только отмахивался от маленького острослова:

— Коза кричит, а вода — знай себе — бежит!

Но Ярты решил во что бы то ни стало добить своего противника:

— Ого! — запищал он на всю чайхану. — Змея не любит мяты, а мята растет у ее кибитки!

Но Аман уже пришел в себя и рассмеялся в ответ мальчишке:

— Глупец никогда не оценит чужой мудрости!

Это было уже слишком! Ярты не хотел оставаться в глупцах: последнее слово должно было быть за ним,

«Продавец лука знает цену чеснока!» — хотел он крикнуть в ответ, но вместо крика из его горла раздался лишь жалкий писк, похожий на писк маленького цыпленка: голос его иссяк, как вода в колодце. Он только открывал рот, но не мог произнести ни слова, Ярты понял, что он слишком много кричал и охрип от крика.

Аман рассмеялся:

— Плохи твои дела. Мои шутки занозили твое горло!

И рыжий купец громко захохотал, и вслед за ним захохотали его слуги. Бедный Ярты от стыда и горя схватился за свои черные косички и горько заплакал. Он был побежден.

Но в это время из далекого угла чайханы раздался голос одного из стариков:

— Кто рано торжествует победу, — проигрывает бой!

Сейчас же другой подхватил:

— Не хвали себя сам, пусть другие похвалят!

А третий поддержал:

— Не видя воды, не снимай сапоги!

Не смолчал и отец Ярты-гулака.

— Не смейся, когда сосед в беде, — придет очередь и тебе!

А толстый чайханщик, давясь от смеха, закончил:

— Чем считать блох на чужой собаке, посчитай дыры на своем собственном халате!

Дайхане так разошлись, что и рта не давали открыть прославленному говоруну. Аман молчал. Купец пришел в ярость и на чем свет стоит стал бранить своего слугу, посрамившего его при всем народе. Но что случилось, — того не вернешь: осмеянный острослов закрыл свое лицо шапкой и выбежал из чайханы. Купец бросился было за ним, но дайхане схватили его за полы бархатного халата:

— Стой, богач! — закричали они. — У обманщика борода вспыхнет! Не так ли говорит пословица? Отдай нам сперва обещанные десять монет, а потом можешь бежать на мороз, если тебе жарко у нашего очага.

Купец бросил на глиняный пол чайханы кошелек с деньгами и убежал вслед за слугой.

Дайхане пересчитали деньги и решили на десять золотых, полученных от купца, прорыть новый арык в ауле, чтобы каждый дайханин мог посадить два-три дерева у своего дувала. Все были очень довольны этим решением и вскоре разошлись по домам.

Пошел домой и Ярты-гулак со своим старым отцом. В холодном небе сияла полная луна, и от ее синего света еще холоднее становилось