Туркменские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

class="p1">Так они и сделали.

* * *

На другой день Бахты-Гюль, цветок счастья, и проворный Ярты-гулак снова вместе встречали утро. Не для старого купца Мухаммеда, а для маленького друга распевала Гюль свою девичью песню:

Как лимон, сады желты,

С веток падают листы…

А Ярты-гулак подпевал ей тоненьким голоском:

Стал янтарным виноград,

Стал рубиновым гранат…

Так пели они и радовались жизни, а богатого купца по-прежнему грызла злая скука.

Ярты-гулак и колдун

днажды утром мать и Ярты-гулак собрались идти в поле. Они выпили по полной пиале чая с чуреком, но на блюде оставалась еще одна лепешка и кусок овечьего сыру, и Ярты потянулся к блюду: чурек был пышный и теплый.

Ярты подумал: «Если чурек оставить к обеду, он зачерствеет и не будет уже таким вкусным. Лучше я его съем сейчас».

Мать положила мальчику на плечо руку и сказала? — Отнесем, сынок, этот чурек и сыр отцу в поле.

Он сегодня поднялся до свету и, наверно, проголодался.

И чурек остался лежать на блюде рядом с сыром.

Но в это время с улицы, из-за дувала, донесся протяжный вой? «Вур-ха-ха! Byp-xa-xa!»

Мать услышала эти крики и побледнела. Вскочив с кошмы, она схватила сыр вместе с теплым чуреком и побежала к калитке.

— Эдже-джан! — ухватился мальчик за полу ее платья. — Зачем ты несешь на улицу последний чурек? Ты же хотела взять его в поле!

Но мать испуганно зашептала:

— Молчи, сынок. Это кричит сам порхан. Он святой, а святому все дают подаяние.

Но мальчик не отпускал ее:

— А разве порхан бедный?

— Что ты, что ты! Святые бедными не бывают!

— Значит, он старый?

— Нет, он совсем не старый.

— В таком случае — он больной?

— Как ты мог только подумать это, сынок? Святость хранит его от болезней!

Так ответила старуха и побежала к калитке. Но Ярты был проворен: он добежал до калитки первым, подпрыгнул и повис на щеколде, ухватившись за нее обеими руками.

— Эдже-джан! — запищал малыш. — Если порхан и здоров, и молод, зачем же ты отдаешь ему последнюю лепешку? Он сильнее тебя, он моложе отца и богаче всех нас троих!

Старуха рассердилась:

«В незрелом яблоке вкуса нет!» — так говорят люди. — Вот и ты таков, мой малыш: говоришь много, а знаешь мало! Не простой человек порхан: он — колдун! Нельзя его обижать: он рассердится и нашлет на наш дом беду.

Мальчик не понял:

— Какую беду?

Старуха объяснила ему:

— Порхан все может: он скажет слово — и злые духи-джины поселятся в нашей кибитке, он скажет два — и мы умрем от болезней — и ты, и я, и старый отец. Он может поссорить нас со всеми соседями, и мы потеряем всех наших друзей в ауле. А что такое человек без друзей? Это — росток в пустыне: его сжигает жаркое солнце и некому его защитить от зноя!

Тут старуха плюнула на все четыре стороны, чтобы колдун не сглазил ее за такие слова, и выбежала из калитки.

Ярты-гулак тоже выбежал вслед за матерью. Он вскочил на дувал и стал смотреть, что происходит на улице.

По улице шла большая толпа. Впереди толпы шел здоровый чернобородый мужчина в длинном — до земли — балахоне из верблюжьей шерсти. На голове у него красовалась огромная чалма, а на поясе и на шее — всюду болтались пестрые амулеты — маленькие ковровые мешочки с красными и синими кистями. Женщины и дети подбегали к колдуну и совали ему в руки подаяния — кто лепешку, кто связку сушеной дыни, кто курицу, кто кисть винограда.

Подняв к небу свою черную бороду, порхан тянул во весь голос:

— Эй… эй… эй! Я в небе считаю звезды, на земле изгоняю духов, под землей отыскиваю потерянное! Я — гадатель, и предсказатель, и целитель болезней!

Тут Ярты увидал, что и его лепешка исчезла в огромном мешке порхана. Он погрозил колдуну своим маленьким кулачком, спрыгнул с дувала и побежал вслед за толпой.

В самом конце улицы жил почтенный и трудолюбивый Бяшим-ага.

Колдун подошел к его дому и стал громко стучать в ворота своей длинной палкой:

— Э-эй, Бяшим-ага! Несчастье, как черный ворон, сидит на твоем дувале! Если ты не хочешь, чтобы оно вошло в твой дом, дай мне сейчас же трехнедельного ягненка и полмешка ячменя!

Ворота тотчас открылись, и сам хозяин вышел навстречу гостю. Он поклонился колдуну до земли и повел гостя во двор. Толпа повалила за ними, потому что каждому хотелось посмотреть, как святой порхан будет изгонять злых духов из Бяшимова дома. Ярты-гулак тоже был тут как тут.

Хозяин расстелил посреди двора свой самый лучший ковер. Колдун вскочил на него и стал махать руками и кружиться на месте. Он кричал изо всех своих сил, призывая на помощь добрых джинов:

— Вур-ха-ха-а! Духи мои, живущие в долинах! Пери мои, летающие в горах! Дэвы мои, скрывающиеся в недрах земли! Сюда! Ко мне!

Он кричал все громче и громче и кружился все быстрее и быстрее. Он так напугал людей своим криком, что многие убежали со двора, а те, кто остался, не могли шевельнуться от страха.

— На колени! — закричал колдун страшным голосом и поднял руки над головой. — Закройте глаза! Джины здесь! Я вижу их, они приближаются!

Люди упали на колени и зажмурились, но Ярты-гулак не зажмурился, он продолжал смотреть во все глаза, потому что ему очень хотелось увидеть добрых джинов, которые сейчас будут драться со злыми духами, забравшимися без спроса в дом почтенного Бяшима.

— Ты здесь — предо мною, могучий всесильный джин! — кричал порхан на весь двор. — Одной рукой поднимаешь ты горы, одним пальцем убиваешь ты человека!

Люди лежали на земле, боясь поднять глаза на страшного джина, но Ярты-гулак, сколько ни смотрел, ничего не видел, хотя сидел уже на чалме самого порхана,

— Сейчас вы услышите… — продолжал порхан пугать народ, но в этот момент из огромной чалмы колдуна раздался тонкий пронзительный писк:

— Никакого джина тут нет! Не верьте наглому порхану! Он лжец — и обманщик!

Все вскочили с колен и увидели, что и в самом деле никакого джина нет! А порхан испугался. Он так испугался, что, не сказав ни слова, подхватил свой мешок и опрометью бросился со двора.

Он бежал по улице,